Недаром зачастую надолго задерживался на нем выцветший и в то же время зоркий взгляд старца. Вот как теперь.
Уже скоро полгода, как Марк здесь — в старом, недавно возрожденном монастырском скиту на окраине Павлова Посада. Полгода каждый день в борьбе с собой и в сомнениях. Впрочем — какие сомнения? Выхода отсюда нет. Никто насильно не держит, просто — некуда выходить. И — незачем. Спасибо Господу, что спас, вовремя надоумил здесь оказаться. Потому что иначе — или тюрьма, или болезнь, а то и смерть, нехорошая, греховная.
Понимая все это, Марк старался, неутомимо и упрямо, как делал все в жизни — изо всех сил старался молиться. Лишь во время молитвы привычная, ноющая боль немного уходила, принося временное, и такое желанное облегчение измученной душе.
Вот и сейчас — он понял, что не сможет уснуть. Встал коленями на холодный каменный пол в тесной келье.
…Тем же помилуй и избави мя от всех зол моих, и умоли Милостиваго Сына Своего и Бога моего…
За узким оконцем небо светилось глубокое, темно-синее, как яркая, желанная и немного пугающая мечта. И первые звезды уже зажглись над далеким лесом.
— Сюда, сюда ведите его… Ох ты, милый… батюшки светы!
— Как же ты?! Откуда шел?
Шум за дверью, слишком необычный для этого места и времени, заставил Марка оторваться от мыслей и молитвы. Встать с колен, подпоясаться, настороженно прислушаться. Шаги и голоса направлялись мимо явно в сторону дальней пустующей кельи.
— Ты, милый, не бойся теперь…
— Иди, иди — вот сюда…
Что его толкнуло? Любопытство, подогретое скудостью событий в монастырской жизни, или возможность хоть ненадолго отвлечься от вечных сомнений, мешающих молитве? Только Марк, подумав немного, положил ладонь на холодное дерево двери, толкнул ее и вышел в коридор.
В дальней келье горели свечи. Тихо шурша мягкими подошвами обуви по каменному полу, суетились служка и помощник настоятеля, а на узкой кровати полулежал молодой парень — моложе Марка. Это было видно, несмотря на то, что парень жутко оброс неровной, светлой щетиной. На бледном худом лице испуганные глаза казались больше, чем были на самом деле, от возбуждения.
— Спасибо… спасибо… — бормотал парень дрожащим не то от холода, не то от радости голосом. — Спасибо, люди добрые… можно… мне у вас… остаться…
— Завтра посмотрим, милый, — отвечал помощник. — Когда расскажешь, что приключилось с тобой. Да кто ты сам-то?
— Я расскажу, — торопливо соглашался парень. — Я все расскажу… Я убежал!
