Ночь была темной, лишь изредка из–за облаков показывалась луна. Над хохолками перистых облаков небо чернело как купол склепа. Несколько далеких звезд светили ледяным светом.
Они перелетели утес, и внизу открылось море с волнами, мерцающими в скудном лунном свете. Затем все пропало за шумными взмахами крыльев и в реве ветра. И время катилось над Гэйнор, как водяные валы. Прошли месяцы, прошли годы, и она уже не знала, где — явь, где — сон. В какой–то момент к ней устремилось лицо с широко раскрытыми глазами, черными, как Преисподня. Запахло дымом и чем–то гнилым.
— Это не та, — произнес голос, — не та…
И противный смех улетел в сторону, и Гэйнор снова ощутила под руками перья совы, и ей в лицо дул ветер, неслись по небу обрывки облаков в умирающих лучах луны; и пришел сон, закрывший наконец окно в ночь.
Последний лунный лучик скользнул по кровати, по векам Гэйнор, и она проснулась, встала, подошла к окну, чтобы задернуть занавески, и поняла, что уже делала это перед тем, как лечь в постель.
Ферн тоже снился сон. Не тот, которого она ждала и боялась — с деталями прошлого, намеками на альтернативное будущее, — нет, это был сон, из которого она с трудом вырвалась. Сон был случайным, не связанным с ней. Она смотрела вниз на деревню, деревню дальних, прошлых лет, с домами под соломенными крышами, с кучами навоза. На заднем дворе кудахтали куры, по дороге брели козы. Люди были одеты в крестьянские одежды. Быстрый заход солнца бросил длинные тени, и в долине вскоре все погрузилось во тьму. Низко над горизонтом зажглась одинокая красная звезда. Звезда пульсировала, приближалась — и вот уже к ним мчался горящий шар — комета, чей хвост опалил пламенем верхушки деревьев. И вот огонь приблизился, и она увидела: когтистые крылья взрезали небо, чешуя их горела внутренним жаром, в кроваво–черных глазах медленно движущейся дымкой протекали древние мысли. Это был дракон.
Не тот, о котором рассказывают фантастические истории и сказки, Это был настоящий дракон, и он был ужасен. Он смердел, как извергающийся вулкан. Ферн ощущала его личность, его огромность, силу его голода и ярости. Дети, козы, люди побежали, но им некуда было бежать. Их дома были объяты пламенем. Плоть сгорала, как бумага. Ферн заставила себя проснуться, она дрожала, все тело было мокрым от пота, ее охватили ужас и возбуждение. «Какой–то особый эффект, — говорила она себе, — и ничего больше». Она отпила воды из стакана, стоявшего у изголовья кровати, и снова легла. Ее мысли потекли по обычному пути. Драконов не бывает, не бывает и демонов… Нет никаких королевств, прячущихся в шкафу, нет никаких королевств за Северным Ветром… И Атлантида, первый и самый волшебный из всех городов, Атлантида, где могло подобное произойти, погребена под грудой прошедших веков, утонула в миллиардах набежавших волн, не оставила ни следа от ступни, ни осколка глиняной посуды, что ставит археологов в тупик.
