«Ну вот, старина, все в порядке. Земля там, где ей положено быть. Нас не забыли. Мы делаем то, что нам положено делать».
«Да, я знаю. За себя я не боюсь, я теперь все смогу. Но... Ты не думаешь?..»
«Нет, дружище, нет. Если б я так думал, тебя б тут не было».
«У нас будет трудная ночь. Командир, я хочу, чтоб ты знал...»
«Я знаю».
«Спасибо, командир...»
— Штурман?
— Есть, штурман. — Машков склонился над маленьким столиком в круге мягкого полусвета в своей почти полностью затемненной кабине в самом носу корабля и сосредоточенно колдует с карманным микрокомпьютером и ветрочетом; глаза блестят поверх жутковатого «рыла» маски. Он косится на приборы, последний раз щелкнув кнопкой компьютера. — Выходим в точку встречи через сорок две минуты. Мо-о-омент... До поворота — восемнадцать минут.
Он не поднимает глаз на небольшую цветную фотокарточку, закрепленную слева над «сапогом» радиолокатора на дюралевых уголках. Снимок все равно во тьме, а он и так знает, как смеется его славная маленькая Птаха.
— Оператор, есть что-нибудь?
Агеев помедлил, вглядываясь в экран круглыми глазками-бусинками, остро поблескивающими в волшебном зеленом свете, льющемся с мерцающего экрана; лицо блестит капельками пота, шлемофон расстегнут и сбит назад — ему жарко.
— Нет, у меня все чисто.
— А пора бы. А?
— Пора, — соглашается Агеев, быстро перещелкивает тумблеры на расблоках, меняя шкалу радара, несколько секунд внимательно изучает экран. — Нет. Пока все чисто, командир.
— Да они, наверно, маленько запаздывают. Заправщик что девица, — вмешивается штурман.
— Ясное дело — у соседа хата всегда кривая, — усмехается Кучеров.
— Да нет. Просто, если разминемся, будет... э-э... Обидно будет. Ведь почти четыре с половиной.
— Чего — с половиной?
— Часа. После дозаправки. Баки-то наши того. Агусеньки.
— Грамотный. Знаю, — отчего-то раздражается Кучеров.
Да, баки скоро «высохнут». Савченко, смешно вытянув шею из нескольких воротов снаряжения, всматривается в ночь. Радар еще не берет, а он уже глаза таращит, оптимист...
— ВСР?
— Аюшки?
Кучеров покосился на неизвестно чему сразу заулыбавшегося Николая.
— Стрелок-радист! Как у тебя там?
— Как в аптеке, командир.
— Ох, Щербак...
— Все великие всегда странны, командир.
Агеев недовольно сопит.
— Женька, разгильдяй! Ты связью работаешь? Наших буренок ищешь? Или опять читаешь про контрабанду?
— Никак нет, командир, работаю.
— Смотря чем...
— Головой — самое крепкое дерево. А сейчас вот вспомнил и радуюсь.
