Наша социалистическая культура, крепко став на ноги, не может пренебрегать ни единым правдивым человеческим свидетельством эпохи революционной ломки, тем более таким жгучим и бескорыстным, как поэзия С. Есенина.
Проходящий через всю лирику Есенина страстный и пленительный зов: «Я верю, верю, счастье есть!» — и те незабвенные минуты действительного счастья, которые знает поэзия Есенина, позволяют нам не страшиться ее противоречий и, наоборот, признать и глубоко почувствовать ее драму, ее печаль, потому что нет ничего подлиннее и поучительнее, чем бесстрашный рассказ о себе человека, жившего в трудное и великое время.
В искусстве есть вечные юноши. Когда-то в Италии певца Собинова звали не иначе как «этот юноша». В поэзии Есенина тоже увлекательно и свежо звучит звонкий и нежный юношеский тенор, хватающий за душу и, как говорится в тургеневских «Певцах», «за самую ее русскую струну». В ней, в этой изумительно сердечной поэзии, — «то разгулье удалое, то сердечная тоска», жажда счастья, звучащая из самых недр душевной погибели, обаяние простого веселья жизни, сквозящее через тоску чувственного угара, любовь и мягкость к людям и к «зверью», как «к братьям нашим меньшим», особенно неотразимая и «пронзительная», когда «вся в крови душа»…
Не верится, что Сергею Есенину было бы сейчас шестьдесят лет, настолько его образ сросся в нашем представлении с юностью, с удалью и печалью русской молодости.
Поэтому сколько ни пройдет времен, а «этот юноша» всегда останется нам дорог и внятен, «как родина и как весна».
«Опасность, риск, власть природы, свет далекой страны, чудесная неизвестность, мелькающая любовь, цветущая свиданием и разлукой; увлекательное кипение встреч, лиц, событий; безмерное разнообразие жизни, между тем как высоко в небе — то Южный Крест, то Медведица, и все материки — в зорких глазах, хотя твоя каюта полна непокидающей родины с ее книгами, картинами, письмами и сухими цветами, обвитыми шелковистым локоном, в замшевой ладанке на твердой груди».
Кто в известную пору жизни не мечтал об этом, перед кем не маячили такие миражи и не вставали эти видения романтических странствий и счастливой свободы, кто не бывал — пусть в мечтах — вольным капитаном прекрасного брига, корвета или шхуны — кораблей, украшенных парусами, овеваемых воздухом морских мифов и легенд!
Необыкновенность творчества Александра Грина, писателя, долго находившегося в оскорбительном забвении, состоит в том, что он сделал волнующее романтическое фантазерство — страну отроческого воображения —
