Согласимся, что в основе сатиры Льва Толстого лежит этот общий признак. В чем же своеобразие Толстого-сатирика? Л. Мышковская говорит в своей книге, вступая с собой в явное противоречие, что вот классики русской сатиры — Гоголь, Щедрин — создали ряд ярчайших сатирических образов, а «герои толстовских обличительных произведений в основном не являются сатирическими образами», так как «сатира Толстого главным образом направлена на строй, на… институты государства, на быт и нравы высших классов; процесс срывания масок совершается через обличительный показ ряда побочных вводных персонажей и обстановки».
Последнее замечание — о второстепенных персонажах и обстановке — было бы верным наблюдением, если бы ряд предшествующих неточностей и ошибок не лишал его смысла. Прежде всего — нельзя согласиться с полнейшим уравнением сатиры, сатирического образа, с одной стороны, и обличения, «срывания масок», с другой стороны, как будто это всегда одно и то же. Потом — из того, что сатира Толстого «направлена на строй, на институты государства, на быт и нравы высших классов», еще не следует, что «герои толстовских обличительных произведений не являются сатирическими образами». Ведь сатира Гоголя и Щедрина тоже направлена не на что другое, как на общественный строй, институты, быт и нравы — и, конечно, прежде всего нравы высших классов. Наконец, что значит эта оговорка: «в основном не являются сатирическими образами»? А какими они являются? И на какую долю они «являются»? Обо всем этом Л. Мышковская не сказала ничего. А это значит, что ей не удалось осветить поднятый ею вопрос.
Нет необходимости рассматривать здесь всесторонне теорию сатиры. Достаточно припомнить некоторые из основных положений. Прежде всего сатира — это, несомненно, оценочная категория, один из видов идейно-эмоционального отрицания изображаемого. Сатира проявляется предпочтительно в использовании эффекта комического, смешного. Пусть зачастую комизм сатиры принимает ужасные формы, пусть сатирику «негодование диктует стих»; все же сущность сатиры — это уловление комического в том общем эстетическом смысле, который определен Чернышевским как «безобразное, которое усиливается казаться прекрасным».
Сатира выражает особенно резкое обличение чего-либо неприемлемого, чтобы зло высмеять его, «изыздеваться».
Как мы уже напоминали, сатира является столь острым оружием потому, что имеет перед собой самые глубокие и самые болезненные из всех жизненных противоречий. Но это не значит, что каждое литературное выступление, носящее объективно характер разоблачения, ожесточенной критики, уже от одного этого несет в себе элементы сатирического отношения к действительности. Что нужно, чтобы мы имели в таких случаях право говорить о сатире? Прежде всего нужна так называемая «аттическая соль» — желчный юмор. Нужно, чтобы предмет, лицо выводились на унизительное осмеяние так, что осмеянный явился бы перед нами, «как связанный заяц» (Гоголь).
