И при всем том очерки В. Полторацкого написаны очень хорошо, живо, радостно, их легко читать. Вот один из наиболее понравившихся нам очерков В. Полторацкого — «Старый бакенщик». Это, строго говоря, очерк-портрет, и мы, анализируя его, вправе ожидать живости и характерности облика героя, его типичности, чтоб через облик одного человека проступало его время, миллионный облик его современников и т. д. Автор во многом удовлетворяет наши ожидания.
Открывается очерк пейзажем Волги, в котором наряду с верностью чувства и образов есть ненужный налет напыщенности: «…парус, белый, как чайка», «будто в сказке (?), плывет пароход». Затем картина расширяется: мы видим берега Волги, где идут полевые работы, и ряд деталей сразу вводит нас в атмосферу первого послевоенного лета — видны на полях «фигуры мужчин в полинявших гимнастерках армейского образца, в видавших виды пилотках». На Волге у автора есть приятель, старик бакенщик с «горьковскими усами». Образ этот создан в очерке прежде всего за счет предоставления ему самому слова. Вот, например, чудесный эпизод очерка. Бакенщик разговаривает с автором о послевоенной жизни:
«В двадцатом году я вот с одним техником работал… Разговорились вот так же о жизни-то, он и объяснил: «Поколение, которое, говорит, на войне было, считай пропавшим. Его там каким-то писимизмом стравили. Он, человек, говорит, хоть и живой, а в нутре уже тронутый…» А теперь, посмотри, вернулись которые солдаты-то с медалями, с орденами, веселые, черти. Зять сказывал, что будто этот яд на наших теперь не действует».
Все это — и картины Волги, и веселый говорок старика — воссоздает в очерке атмосферу послевоенной бодрости, жадности к жизни. Так, «за ушицей», перед нами в неприхотливой беседе встает народный тип, образ неунывающего, работящего человека из глубин России, который в считанные годы возродил родину к новому богатству и силе.
Как образец до конца фактографической, репортажной и одновременно художественной прозы можно привести некоторые очерки Е. Кригера. Вот прекрасный очерк — документальная «пленка» о восстановлении, вернее о первых шагах по восстановлению Днепрогэса. Очерк называется «Сила жизни» и отличается очень характерным приемом письма. Здесь чередуются сухие сводки о числе грузовиков, вагонов, о тоннах взрывчатки, которые гнали немцы к Днепрогэсу, намереваясь его взорвать перед отступлением, и выхваченные «объективом» из всей этой суеты и движения фигуры людей — какой-нибудь немецкий фанатичный «бакалавр взрывчатки», «стоявший у здания пульта высоко над рекой, тыкавший во все стороны пальцем и бормотавший в припадке идиотского вдохновения: «Аллес капут!.. Аллес капут!.. Аллес капут!» И вот перед нами зримо поднимается огромная плотина, на которой немцы «возились, как лилипуты на груди связанного Гулливера». Снова движется лента «хроники» — развитие военных действий на берегах Днепра, выход наших войск к плотине, первый взрыв, произведенный немцами. Но основной массив плотины выдерживает. Перед нашими бойцами-минерами и инженерами-гидротехниками встает задача — быстро обезвредить немецкие фугасы. Это тем труднее сделать, что на противоположном берегу Днепра еще держатся немцы и второй взрыв может произойти каждую минуту. С захватывающим интересом читаются страницы, рассказывающие о подвиге советских людей, спасших от окончательного разрушения Днепровскую плотину. Очерку в этих его частях свойственно быстрое, «кадровое», развитие. Вот потрясающий эпизод первой разведки наших минеров и инженеров на Днепрогэсе:
