трудом другого), здесь выявляется роковая для романа наивная концепция подмены социально-классовых явлений (эксплуататор-капиталист и эксплуатируемый пролетарий) бесформенно-моральными, общечеловеческими категориями (лентяй, негодяй и т. п.). В романе это сказалось и в навязчиво абстрактном противопоставлении разума и биологической стихии в человеке, и в слабой художественной обрисовке образа предателя и вредителя — инженера Сожа, чье предательство и вредительство объясняется лишь проявлением слепоты и глупости, — ибо кто же всерьез может быть «ослушником законов революции»?
Но тем не менее роман полон страхов перед теми «ужасными событиями», которые происходят оттого, что «корабли человеческих мыслей» выходят «на вредное, отвратительное русло». В сущности, Павликов одинок среди врагов, стихийных противников, интриганов, и делу его — розыскам нефти — все время грозит стихийная гибель (атмосфера угроз и беспокойства создается в романе напоминанием о беспрестанном грохоте обвалов в горах, окружающих долину Тба). Вокруг Павликова плетется сеть опасных интриг, на него обрушивается несчастье за несчастьем — топится сестра, уходит жена, комиссия из синдиката явно враждебно настроена к его проекту, против него бунтуют баптисты и даже покушаются на его жизнь. Странное экспериментальное сгущение всевозможных отрицательных обстоятельств должно подчеркнуть стальное сияние павликовской «воли и целеустремленности».
Но, не сумев полноценно выразить пафос социалистической героики на новом этапе развития в образах основных героев и в их взаимоотношениях, Вс. Иванов в своем романе создал ряд запоминающихся, великолепных эпизодических сцен «второго плана», в которых-то прежде всего и отразилась главная идея романа, его внутренняя патетика.
Таков, например, героический эпизод бурения первой скважины, когда человек «стоит на скале, поедаемый сухим солнцем долины, и бурит, бурит… ради детей и будущего!». Таков и финал романа, принадлежащий к лучшим (и забытым) страницам советской литературы, воспевающей трудовой порыв наравне с подвигом самопожертвования и боевой доблести. Первая скважина дала нефть; победили упорство и энтузиазм Павликова, отдавшего ради этого счастливого мгновения все, что он имел дорогого… Мастер-немец Сангигупор, сперва сомневавшийся, а потом увлеченный верой своего начальника в успех разведки, думает, стоя около бурлящего нефтью источника рядом с Павликовым: «Он (Павликов) оставил в долине труп сестры, оставил жену и твердо и непоколебимо идет утешать больную мать. Гордость, радость и слезы охватили Сангигупора. «Какой в Стране Советов народ! Какая здесь республика! Какая прекрасная у нас планета!» Сангигупор последний раз посмотрел на фонтан и сказал: «Фонтан!.. Но он клокочет, как Германия!» — «Он клокочет, как мир, Сангигупор, — отвечает Павликов, — он клокочет, как человечество!» Победа коммунистической веры в будущее, революционного бескорыстия изображается в романе Вс. Иванова как отважное путешествие в страну, которой еще нет, но которая будет!
