— Червонного золота где-то на тысячу ваших гульденов.
Потом снял с пальца красивый белый перстень с самоцветами и протянул Гербольду:
— Это вергельд за голову твоего человека. А крови прочих на мне нет, и это тебе скажет любой законовед, коль надумаешь мстить. Мы в расчёте?
— Будь ты проклят, — выдавил из себя купец, принимая кольцо, — и ты, и всё твоё языческое племя!
— Не тебе меня проклинать. И помни о том чёрном огне, что видел сегодня, герр Скавен.
— Да ты богач! — бросил Эльри.
— Уже нет. Это были мои последние деньги. Но тот, кто идёт на верную смерть, не слишком радуется блеску ложа змея, и тебе это ведомо. Не так ли?
И ушёл наверх по обожжённой, шатающейся лестнице.
— Эй, эй, герр Унтах! — закричал Этер. — А как же вы станете тут жить? Вдруг всё завалится?..
Но Унтах лишь безразлично махнул рукой.
Эльри стоял бледный, как свежий воск.
Этер считал деньги. За этот вечер он выручил почти две тысячи гульденов. К слову, построить трактир заново обошлось бы не дороже пятисот. Если очень шиковать.
А Гербольд Скавен промолвил мёртвым голосом:
— Да уж, хозяин, нигде не угощали меня таким пивом, как здесь! Только, знаешь, вряд ли мне захочется ещё…
Вдруг у порога скрипнуло.
В проёме показался одинокий дверг. Он был не старым, но уже совершенно поседел. Одет кое-как, непричёсан. Но самое главное — его взгляд. Он стоял и смотрел на нас своими большими пустыми глазами, склонив голову набок, как сова. Потом кивнул, словно узнав кого-то. Отвернулся и зашагал дальше.
То был Ловар Ловарсон, местный сумасшедший и бывший глава артели лесорубов. Почему-то я совсем не удивился, что он пришёл. Всё словно стало на свои места. Словно иначе и быть не могло.
Впрочем, даже если бы тут объявился сказочный великан Маркенвальд, что живёт за Восточной Чащей, я бы тоже не стал удивляться. Может, даже предложил бы ему пива.
Верескового…
* * *
Наши гости из Лундар и Корд уселись за чудом уцелевшим столиком и о чём-то беседовали на незнакомом языке. Народ потихоньку расходился. Гюсманы Этера вытаскивали на задний двор трупы людей Гербольда. Я поймал себя на том, что мне их ни капельки не жаль. Конечно, Унтах — чудовище, и я бы первый отдал голос на тинге за его смерть. Но ведь он всего лишь защищался. И — его лицо, где льдом застыла грусть… Всё это было выше меня.
Потом вспомнилось, что Корд сегодня уезжает. Надо бы принести его вещи (если, конечно, верхние комнаты уцелели!) — а то ведь сам забудет забрать, великий чародей… А потом кто-нибудь найдёт, дотронется — и всё, прощай жизнь молодая! Конечно, можно бы ему просто напомнить, но не хотелось прерывать его разговор. Он страшно не любил, когда его прерывали. Кроме того, мне не тяжело.
