– Они всегда были, просто не показывались, – ответила Аня.
– На наших прежних концертах я столько не видал!
– Да тут не только из Химика народ, а со всего района, – неторопливо прошипел Криттер. Он находился здесь, за занавесом, вместе с «Аденомой» на правах самого преданного фаната. – Я всех приволок, кого смог. Всех обзвонил.
– Долго уговаривал?
– Про вас такие легенды ходят, что и уговаривать ни фига не пришлось.
Я посмотрел на часы.
– Так, бойцы, время. Все – вон со сцены. Свет!
Зал «Звезды» имеет одну особенность: свет в нем гаснет не одним махом, а медленно и таинственно, как в кинотеатре. По мере того как меркли лампы, в зале делалось все тише. Кромешная тишина наступила вместе с кромешной темнотой.
– Занавес!
Занавес разъехался в стороны. Вспыхнул мутно-красный свет, осветив пустую сцену. В центре торчал микрофон на стойке, справа и слева от него на равном расстоянии лежали гитара и бас-гитара, позади стояла ударная установка. Ближе к левому краю, выбиваясь из общей симметрии, боком к зрителям стоял органчик, а рядом – второй микрофон.
– Энни, твой выход.
Как только Аня появилась на сцене, зал взревел. Она действительно выглядела круто, как и все мы, впрочем.
За два дня до концерта я перерыл дэковскую костюмерную и кое-что отыскал: десятка два комплектов пронзительно-черной униформы, которая на парадах в честь Девятого мая и на исторических спектаклях местной театральной студии символизировала фашистские мундиры, хотя, признаться, не имела с ними по дизайну ничего общего. Скорее это была униформа приспешников суперзлодея из какого-то старого фильма о Джеймсе Бонде. Мы выбрали себе по мундирчику – все, кроме Присциллы. Для моей плюшки не нашлось подходящего. Ей пришлось обойтись собственными драными черными джинсами и черной футболкой. Для создания брутального сценического имиджа оставалось поставить на голове шухер с помощью воды с сахаром – получилась банда придурков из японского мультика.
Аня заняла место за установкой и застучала медленный ритм. Веско выделялась бас-бочка, подзвученная микрофоном, – она стучала, как огромное сердце. По драпировке позади Ани поползли россыпи ярко-оранжевых и желтых квадратов, треугольников, ромбов.
– Фома – пошел! Хорек – пошел!
Гитарист и бас-гитарист вышли с разных сторон, подняли инструменты и вступили одновременно.
– Давай, милая! – Я хотел наградить Присциллу на счастье долгим поцелуем, но получился короткий: моя ненаглядная вырвалась и устремилась на сцену. Вскоре заквакал органчик.
