— Мужчина продавать себя? — Его лицо вмиг покраснело. — Ходить на рынка?
Он замахал тяжелыми кистями рук и опустил глаза.
— Пан не розумие? — спросил Проминский, привставая со стула. — То ж есть ясно.
— А вы… всё понималь? — обидчиво выпалил Энгберг.
Это было так неожиданно, что Ян Лукич встал и развел руками. Потом подошел поближе и заговорил спокойно, рассудительно:
— Немножко розумем. Естэм роботникем. И пан Оскар — роботник. Мы — на еднэм заводе. То — наш рынэк. Так, пани Надя?
— Да, Ян Лукич, — подтвердила Крупская, — так надо понимать эту строку из «Манифеста».
— А наш товар, — Проминский несколько раз, будто подымая тяжесть, согнул руки в локтях, — сила! Больше продать у нас ничего нет.
— Совершенно точно, — снова подтвердила Крупская. — Спасибо вам, Ян Лукич.
Оскара глубоко задела эта ненарочитая благодарность. Стало неприятно: Проминский сразу понял прочитанное, а ему, Энгбергу, растолковывают вдвоем, как маленькому, и он, раздраженно поднявшись, пошел к двери.
— Куда же вы, Оскар Александрович? — окликнула Надежда Константиновна. — У нас еще одна страничка.
Приостановившись у порога, он потер лоб:
— Голова сталь больной.
— Ой, так ли?
Энгберг, покраснев больше прежнего, поклонился и вышел.
— Забыли свои записи. — Крупская бросилась вдогонку и уже на крыльце отдала тетрадку. — Завтра, как обычно, в это же время. Надеюсь на вашу аккуратность.
От волнения она широко распахнула дверь в маленькую горницу:
— Извини, Володя, что помешала. Он ушел среди урока.
— Кто ушел? Оскар? — Владимир порывисто встал. — Да как же так? Заболел, что ли?
— Я… Как это по-русски? — Проминский, позабыв, что у него дымится трубка в руке, вошел в открытую дверь. — Виноват есть.
Владимир Ильич, не замечая едкого табачного запаха, стал расспрашивать, как это произошло. Потом сказал:
— Ничего. Устроим каникулы. Мы с Яном Лукичом сходим…
Вспомнив о дымящейся трубке, Проминский шагнул в прихожую. Владимир Ильич остановил его:
— Я сегодня работать уже не буду, — можно и здесь подымить. У нас же Елизавета Васильевна курит… Так, дорогой мой Ян Лукич, наконец-то мы сходим на рыбалку. За налимами! С колокольчиками! Потом с тобой, Надюша, побываем за Енисеем. Тебе давно хотелось. А Оскар одумается. Придет. Не может не прийти. И мы ему позднее как-нибудь напомним в мягкой, шутливой форме, что временем надо дорожить, — его у нас не так уж много.
