Заспанных и хмурых лиц не видно, хотя еще очень раннее утро. Мы умылись в крохотном фонтанчике, объевшиеся и осоловелые, присели на резной чугунной скамеечке и стали глазеть по сторонам.
– А вечером, – сказал наш приятель, живущий в Германии, – здесь будут танцы и гуляние и море пива, разумеется. Но никто не надерется, не набьет соседу морду, все будут веселиться, радоваться жизни и друг друга любить, – почему-то мрачно добавил он, видимо, вспоминая нашу с ним общую родину.
Мы направились к стоянке по узкой торговой улочке, и тут в витрине похожего на сувенирный или антикварный магазинчика я увидела роскошного фарфорового попугая – фиолетово-розового, с зеленым хохолком, на изящной деревянной веточке.
– Очень хочется птицу, – жалобно проблеяла я и заискивающе посмотрела на мужа.
– С ума сошла, как ты повезешь его в Москву? – ужаснулся он.
– Ну, просто зайду, спрошу сколько он стоит, ну пожалуйста, – гундосила я.
Муж тяжело и глубоко вздохнул. Отказать мне ему всегда было трудно. А я уже живо представляла, как будет смотреться эта славная птичка на тумбочке рядом с телефоном. Я нырнула в мрачноватую прохладу магазинчика – внутри он оказался совсем крохотным – метров восемь-девять, не больше. За прилавком в полумраке копошилась, видимо, хозяйка. Я стояла к ней спиной и рассматривала старые вещи, которые всегда завораживают, – фарфоровые часы, потемневшие бронзовые статуэтки, маленькие традиционные фруктовые голландские натюрморты в золоченых, темноватых, слишком тяжелых рамах. О своем попугае я почти забыла. Лавочка меня совершенно очаровала, сладковато пахло старой, затхлой бумагой, слегка пылью и, конечно же, временем. Я развернулась к хозяйке и обратилась к ней: madam!
Бог мой! Сколько прошло лет – десять, пятнадцать? Или больше? Передо мной стояла Симка – почти не изменившаяся, худенькая, ненакрашенная, с тем же самым хвостом на затылке.
– Боже мой, Симка, это действительно ты? – растерянно бормотала я.
Симка молчала с глазами, полными слез и тоже ошарашенно качала головой. Она выскочила из-за своего прилавка, и мы с ней крепко обнялись. И заревели в два голоса.
– А если бы я не запала на твоего дурацкого попугая? – без конца повторяла я.
В лавку заглянул раздраженный моим долгим отсутствием муж и увидел картину маслом: в крохотном голландском городишке, посреди замшелого антикварного магазинчика, стоит в обнимку с хозяйкой его жена, и обе рыдают в три ручья.
– Это моя соседка по... – я назвала свой прежний адрес.
