– Не знаю, какой я человек, знаю только, что я несчастный.
Пойгин снял со спинки кровати полотенце, вытер вспотевшее от чая лицо, спросил несколько озадаченно:
– Наверное, понял, что люди тебя не любят, а? Потому и вселилась мысль, что ты несчастный…
– Нет, в меня вселилась мысль, что люди не боятся меня, как боялись когда-то. Надо мной смеются. Я даже привык к тому, что я – человек, вызывающий смех. Другой раз нарочно дурачусь, чтобы посмешнее было. Тогда люди смеются и, кажется, меньше ненавидят меня.
Пойгин печально покачал головой, словно сочувствуя собеседнику, и сказал:
– Да-а-а, хотел быть страшным, а стал смешным. – Улыбнулся торжествующе. – Хорошо-о-о-о. Очень хоро-шо-о-о-о. Пожалуй, за всю жизнь ты первый раз сказал мне самое приятное, что я хотел бы слышать от тебя. Особенно теперь… перед моей великой перекочёвкой.
– Ну, ну, радуйся. – Ятчоль яростно подул на блюдце с чаем. – Зубы когда-то у меня были. Крепкие зубы. Правда, тогда тоже посмеивались надо мной, но тайно… в рукав кухлянки посмеивались, рукавицей прикрывались, чтобы я не заметил. Потом повыбивала жизнь мои зубы… А я-то думал, что к своим костяным ещё и железные добавлю. – Ятчоль ощерился, постучал пальцем по съеденным зубам. – В шаманстве тебя уличал, думал, гожусь для новых порядков, надеялся, что русские большим очочем меня сделают. Не сделали…
– Не сделали, – охотно подтвердил Пойгин.
– Всё началось с Чугунова. Думал, глупый он человек, совсем торговать не умеет. А что получилось?
– Ай-я-я-яй, как всё скверно получилось, – с притворным сочувствием подыгрывал Ятчолю Пойгин и даже сокрушённо покачал головой.
– Не люблю я его…
– Не любишь?
Пойгин, издевательски улыбаясь, какое-то время разглядывал Ятчоля в упор. Потом лицо его помягчело, умиротворилось, глаза отрешённо уставились куда-то вдаль, чуть выше головы собеседника. Странный взгляд. Ятчолю даже хотелось оглянуться, но ему было страшновато: что, если Пойгин уже увидел ту черту, за которой начинается Долина предков? Неужели он не боится великой перекочёвки? И почему это он, Ятчоль, так часто стал думать с содроганием о смерти? Не уверен, что уйдёт к верхним людям, боится, что провалится под землю, к ивмэнтунам?
Ятчолю очень хотелось прервать затянувшееся молчание, но Пойгин всё ещё неподвижно разглядывал что-то такое, что было видно только ему одному. Суеверный страх заползал в душу Ятчоля. «Проклятый шаман», – подумал он и тут же испугался, что Пойгин угадает его мысль. Осторожно прокашлявшись, сказал с видом угодливым и льстивым:
