– Командир сделает все, чтобы его блудные сынишки вернулись, – уверенно сказал Тяжкороб. – Я почти уверен: он догадывается, что мы решим возвратиться на лодку. Ведь сам приказал нам вернуться спустя какое-то время.
– Не обязательно. Он может думать, что мы все еще на пути к буровой.
– Ну, уж нет. Командир уверен, что мы не глупее его и встанем на его место. Он рассуждал бы следующим образом. Если рация у нас вышла из строя, прежде чем мы добрались до ледового лагеря, продолжать идти к нему было бы самоубийством. Самым разумным для нас решением оказалось бы возвращение на лодку. И на тот случай, чтобы мы не заплутали, он бы включил все прожектора на лодке.
– Ей-богу, вы правы. Ну конечно, он так и сделал. Как же иначе! – Дроздов поднялся и повернулся лицом к горе.
Таща и подсаживая друг друга, они стали карабкаться по склону торосистой гряды и вскоре забрались на ее верхушку.
Торос оказался не таким уж высоким: он возвышался меньше чем на десять метров над уровнем ледового поля. Пока они там стояли, напор ветра вдруг ослаб на какое-то мгновение, и им удалось увидеть над головой чистое небо – но совершенно случайно и всего на несколько секунд.
– Вон те торосы, выше! – крикнул Дроздов на ухо Тяжкоробу.
Тот молча кивнул. Оба думали одно и то же: они ничего не видят потому, что нечего было видеть. «Гепард» нырнул, чтобы не оказаться раздавленным сомкнувшимися льдами.
Шесть раз за последующие двадцать минут они карабкались на торосы и столько же раз спускались вниз, с каждым разом у них убывало надежды и прибавлялось горечи и отчаяния. Майор почти выбился из сил, Тяжкоробу было еще хуже, он шатался и раскачивался из стороны в сторону, словно пьяный. Дроздов знал о скрытых, порою неожиданных резервах, которые могут прийти на помощь изможденному человеку в экстремальных условиях, но понимал, что эти резервы не беспредельны. Когда же они закончатся, им останется только приткнуться к ледяной стене. А уж смерть не заставит себя ждать – старуха давно бродит в одиночестве по заснеженным равнинам.
Седьмой торос чуть не вымотал их окончательно. И забраться на него было вроде нетрудно, им то и дело попадались удобные выступы и выбоины для рук и ног, но даже такой подъем стоил непомерно больших усилий.
И тут до Дроздова наконец-то дошло: им так тяжело из-за слишком большой высоты тороса. Такого до сих пор не попадалось.
Стоя на самой вершине, они могли, держась друг за друга, чтобы их не снесло ураганом, видеть клубящийся под ногами буран. Зрелище было фантастическое: бескрайнее, бушующее, серовато-молочное море, простирающееся до самого горизонта. Весь этот вид дышал зловещей, потусторонней тайной; лишенная жизни и души пустыня казалась совершенно чуждой, заброшенной на землю с враждебной, давно уже остывшей планеты. Картина вселяла в сердца чувство ужаса.
