Иван Никитич показал на желтеющую скирду, торчавшую, как затерянный островок, среди сумрачного степного моря. Потом старик повязал вокруг своей костлявой фигуры два налыгача, натянул поглубже треух и, кашлянув, пошел прочь от сарая.
Ребята сейчас же заспорили о том, кто должен первый пойти к колодцу за водой. Казалось, что они заспорили из-за пустяка. Но, по их мнению, это был вовсе не пустяк. Каждому хотелось напоить красно-бурую корову, и не только за то, что она самая красивая, но и за то, что, прислушиваясь к звону ведра, она замычала и, вскинув голову, позвонила в колокольчик.
Миша с лукавой усмешкой настаивал на том, что Гаврик не сумеет на ветру донести воду до сарая. Гаврик, как умел, горячо защищался. Кончился спор тем, что Миша загадочно проговорил:
— Держи курс на колодец, а я посмотрю, с чем вернешься.
А Гаврик схватил ведро и, спросив у Миши: «За кого ты меня считаешь?» — побежал к колодцу. Оттуда он вернулся, забрызганный с головы до ног. Сердито отшвырнув ведро, он молча посапывал.
С притворным недоумением Миша поднял ведро, заглянул в него и удивленно спросил:
— Ты что, Гаврик, под душем был или корове воду набирал?
— Кто же умный по такой погоде и прямо в полушубке под душ становится? — сердито ответил Гаврик.
— Я тоже думаю.
— Ты не думай, а пойди. Вернешься — умных, знаешь, сколько будет?
Гаврик показал два пальца.
— Соображать надо, — ответил Миша и с усмешкой убежал к колодцу. На обратном пути он старался нести ведро легко. Когда он проходил мимо Гаврика, последний, заметив, что ведро было доверху наполнено дымчато-серой травой, съязвил:
— Полынку, конечно, легче принести… Где же, водичка?
— Сейчас спросим у коровы, — ответил Миша, сгребая лежавшую сверху полынь.
— Спроси! — едва успел съязвить Гаврик, как корова протянула шею, коротко промычала и, позванивая колокольчиком, жадно стала глотать из ведра.
— Почему ж я не догадался так сделать? — с горечью спросил Гаврик.
— Дорогой подумаешь, а не догадаешься — я подскажу, — ответил Миша, вручая Гаврику опорожненное ведро.
Поднося потом чалой корове воду, Гаврик все-таки попросил Мишу подсказать ему, почему он не догадался с самого начала накрыть воду травой.
— За самокритику голосуешь? — спросил Миша.
Гаврик поднял обе руки, и, несмотря на это, Миша долго в смущении топтался на месте.
— Понимаешь, Гаврик, парень ты колхозный, хороший, а немного хвастун.
Краснея, Миша чувствовал себя в неловком положении. Ему хотелось сказать правду, и он уже сказал «а», и надо было говорить «б», но разговор мог кончиться скандалом и помешать большому делу.
