Как нарочно, словно чтобы помучить его, словно чтобы он как можно сильнее ощутил эти минуты страха и раздраенных чувств, она шла очень медленно, словно вспоминая что-то и испытывая колебания – не вернуться ли назад?.. Он все не говорил и не говорил.
Замелькацкий понял, что он не в состоянии сказать ей, что ему надо отлучиться. Да и говорить уже было поздно, потому что они уже входили в двери, театральная служительница словно бы специально подержала для них одну из створок, словно они были важной парой и это – торжественный выход. Но на самом деле она просто закрывала двери, потому что спектакль вот-вот должен был начаться и ужас от того, что он не использовал свой последний шанс отлучиться до того, как начнется представление и сама по себе отлучка еще прилична (потому что ему становилось ненашутку тяжело, коловращения в желудке усилились просто-таки нестерпимо). Боже, что он делает?! Зачем он, как завороженный движется под руку с ней в эти двери, когда ему надо сказать «Сейчас... Я на минуточку!» Ужас от сознания губительности того, что он делает, – он был, как зомби, будто воля его была парализована... Ужас смешивался в нем с замирающим предвкушением, предчувствием... Вот-вот сейчас они войдут и он увидит...
Где-то у него все же была мыслишка, что никого там не будет, что все это блеф, бред, обман, что даже если Ариелла и не сочиняет, то миллиардер не придет в театр, потому что круглые сутки занят своими миллиардами, бизнесом!.. Но Михайлов действительно сидел в зале в кресле партера, сидел очень спокойно, скромненько, смотрел на них внимательным спокойным взглядом и под этим взглядом (он сначала взглянул на дочь, а затем без всякого стеснения (а чего ему стесняться?!) уставился на Замелькацкого и смотрел на него не мигая и точно так же как дочь – не улыбаясь, со совершенно холодным, равнодушным лицом робота.
Вот оно!.. Встреча все-таки состоялась! Он и миллиардер Михайлов – они на одной линии, тот смотрит на него. И значит, все не блеф, не обман и все, про что он первым делом подумал, когда она сказала ему, что дочь миллионера, может состояться!.. Тоже!.. Он на пороге новой судьбы! Предчувствия не обманули его! Боже, как тяжело! Какая дьявольская атака идет оттуда, из желудка!.. Из кишок!.. Боже!.. Живой человек не может вынести такого!.. Он пропал! Сейчас это произойдет! Самое ужасное из всего, что сейчас может произойти!..
Каким-то боковым зрением, где-то там, на периферии, Замелькацкий обратил внимание, разглядел: зал был набит полностью, нигде не было ни единого свободного места – все уже сидели на своих местах. Народ был какой-то особенный: не то, чтобы яркий и броский, а какой-то очень добротный, с умными интеллигентными лицами и, как показалось Замелькацкому, на отца Ариеллы никто пристального внимания, как и предписывают правила этикета, не обращал, хотя конечно же, – опять таки в эти мгновения, ужасные секунды как-то молниеносно подумалось Замелькацкому, всем хотелось разглядывать его...
