Гашу сигарету в умывальнике, принимаю сверток:
— Ну что, подружка, будем конопатить течь не по-детски.
Полина вертит тампон:
— Jilat Totok Kau! Какой он большой! Pelando la banana! А как им пользоваться? — наивность дитя в элементарной женской гигиене ужасает.
— Ну… тут вот написано… и нарисовано… Ага, вводишь иппликатор, проталкиваешь тампон… и готово!
Дитя захлопывает дверь. Слышится возня и раздраженное шипение.
Танька скребется:
— Помочь?
— Veta a la verga!
— Не трогай ее. Пусть сама все делает, — закуриваю очередную и с удовольствием стряхиваю пепел на белоснежную поверхность умывальника.
— Не лезет, coos ima selha, — наконец горько сознается Полина. — Тампоны какие-то бракованные! Yoos mik uh!
— Как не лезет? — удивляюсь.
— Так — не лезет и все. Mamalona! Мне больно!
— Ты их правильно вставляешь? Туда? — озабоченно осведомляется Танька.
— Открой! — требую. Щелкает замок. — Возьми прокладку.
Дитя с кислым видом вертит упаковку:
— Это что? Mashiker nekra? Доска для серфинга, Sentako itay?!
— Извиняй, подружка, но ничего другого пока предложить не можем.
Опускаюсь на колени, прикрепляю к новым трусикам, натягиваю. Полина не возражает, но и не помогает.
— Дальше сама, — киваю на только что укупленное обмундирование.
Недовольное хрюканье, но черные брюки и блузка надеваются.
Alevai eize kelev ya\’anos et ima shelha ve otha gam. Теперь надо кого-нибудь убить, — бурчит.
— Это еще зачем?
— Leh timzoz… Чтоб не зря в трауре париться!
— Юмор — лучшее средство от менструального недомогания, — одобряю. — А теперь — домой и в постельку. На неделю.
— Я хочу тебя, — бормочет он, расстегивая блузку.
— Хотеть значит созидать, — от нетерпеливого дыхания на шее щекотно.
— Тогда я трахну тебя без презерватива, — пальцы крепко ухватываются за соски. — Грудь женщины — величайшее изобретение, одновременно полезное и приятное…
— Но… но почему именно я? — недоумение достойно вознаграждения. Тела продолжают танец страсти, освобождая ум, — редкое мгновение истинного просветления.
— Давно заметила, что один юноша избегает встречи. И вот однажды вечером, возвращаясь домой, встретила его в «Пеструхе» сидящим за столиком и смотревшим усталым взором на улицу. И вспомнилось, что не в том опасность, что станет он добрым, а в том, что станет наглым, насмешливым и равнодушным…
— Значит, это нечто вроде лекции?
— Семинарского занятия. Факультатива по практической философии жизни…
Отстранение.
Вот лежит женщина. У нее гладкое тело, и лишь внимательный взгляд отмечает крохотные пупырышки под мышками и на голом лобке — свежие следы бритвы, избавившей плоть от эфемерной стыдливости, подставив бесстрастному свету нежную область гениталий. Руки женщины заброшены за голову и крепко сжимают никелированные решетки кровати. Ноги согнуты в коленях, широко раздвинуты. Хорошо видно как вагина принимает в себя, втягивает полными красными губами с темной каймой пигментации напряженный фаллос. Словно тугой бутон поддается теплу страстного солнца, распуская лепестки, открываясь, расширяясь, орошая влагой нетерпеливые лучи. Слышится дыхание, стоны. Воздух пропитан запахом совокупления. Пальцы женщины терерь цепляются за спину мужчины. Крохотные царапины и краснота. Колени все шире — полное доверие, полное раскрытие. Мужчина все резче проникает вглубь, ощущая близость семяизвержения. О, как прекрасно соединение извечно созданного друг для друга!
