— Везде одни сутенеры, — горько замечает Танька. — Да, Вика?
Л. продолжает:
— И вот наш В.Пупкин кропает унылые поделки «Дендровселенные в дендрариуме» и прочее, получает свои серебреники за просираемый талант и мечтает все-таки написать что-то такое, этакое… А вот huj тебе! — внушительная дуля покачивается перед лицом Барбудос. — Ничего такого у него уже не выйдет! Это только говорится, что талант не пропьешь. И пропьешь, и проешь.
— Так вы писатель! — догадывается Барбудос, отодвигая пальцем дулю. Танька взвизгивает от восторга. — Я вас читал?
— А вы меня? — осведомляется успокоившийся писатель Л.
— Что в имени тебе моем? — произношу задумчиво.
— Каким таким выменем?! — восклицает Танька.
— Кого yebyem? — интересуется Л.
— И зачем пишешь? — интересуется Барбудос.
— Я не могу не писать… Мне тоже хочется иметь гарантированный кусок хлеба не только с маслом, но и икрой. Красной.
— Завидная цель.
— Не иронизируй, — Л. опрокидывает текилу. Морщится. — Страшная вещь… (сипит) Жуткое похмелье. Будто все тело и мозги в колючках. А насчет остального… Каждый сам решает. Нет в этом никакого смысла. Что бы ты не написал, даже если это опубликуют, то ведь забудут. Толстого будут помнить, Пушкина будут помнить — в школе преподают, а Васю Пупкина, автора нашумевших бестселлеров, помнить не будут. Как не корячься. И что тогда делать Васе Пупкину?! Годами писать новую «Войну и мир», которую будут хвалить, но никто не будет читать? Или, скорее всего, никто не будет хвалить, и уж тем более — читать! Зачем?
— Писать надо лучше, — предполагает Танька.
— Как?! — пучит глаза Л. — Еще лучше?!
— Тогда надо писать так, чтобы нечто изменялось в тебе самом, — скромно предлагаю рецептик.
Л. презрительно смотрит сквозь вякнувшую персону:
— Милая, сразу видно, что ты не писатель. Мы только ради этого и пишем. И в нас меняется. Процесс пищеварения.
— Какое бесстыдство, — Лярва подбирает остатки варенья.
— Писатели вообще бесстыдные люди, — замечаю. — Они эксплуатируют свои переживания.
В туалете Танька пьяным шепотом интересуется:
— Ты с кем будешь…?
— ?
— Ну… ну, трахаться?
— Ты же оргию хотела?
— Хотела…
— И сейчас хочешь?
— … хочу… наверное…
— Тогда и с тобой в том числе…
Танька молчит, подперев голову. Рассматривает трусики. В Bundesrat уже ломятся.
Пудрю носик:
— И вообще, ты несовременна, — заявляю. — Ну что это за слово — «трахаться»? Грубое, затасканное, не мелодичное.
— Ну и что?
— Как ты ЭТО назовешь, так тебя и поимеют. Ты хочешь, чтобы тебя «от-трахали»?
