— Думаю, что мужики так же озадачены тем, как женщины переживают оргазм и похоже ли это на акт дефекации.
— Фу! — Танька задумывается, вырисовывая по стеклу фирменного кролика — вислоухого и грустного. — А все-таки… Возможно ли это как-то описать? Рассказать друг другу?
— Для начала попробуй описать наслаждения от утоления сильной жажды. Тренировки ради.
— Ну, это просто, — бодро начинает Танька и замолкает. — Это когда хочешь… хочешь…
— Хотеть — всегда нечто чересчур сложное, имеющее единство только в качестве слова, — предупреждаю менторским тоном.
— Опять ты со своими цитатами. Ничего своего придумать не можешь?
— Дзаккэнаё!
— Сама туда иди.
— Знаешь японский?
— Тебя знаю. Как вообще можно быть такой матершинницей? Ты и на лекциях так изъясняешься?
— Нередко философы становятся рафинированными мстителями и отравителями. Но думаю, что мат и проституция — предпочтительнее.
— Пошли в кабак, — неожиданно предлагает Танька. — Напьемся, снимем мужиков, устроим оргию. В конце концов, разве я не человек искусства? А человек искусства без регулярный оргий недееспособен. Заодно разведаем тайну мужского оргазма.
— В наших издательствах — голливудская система отбора авторов, — попыхивая носогрейкой, делится Л. — Пока тебя не поимели, не издадут.
— Как?! — возмущается Лярва, зачерпывая большой ложкой варенье из упрятанной в пакет банки. — Даже мужиков?
— Только тот может считаться настоящим интеллигентом, кого трахали в задницу, — бурчит Барбудос.
— Это про меня, — подтверждаю с видом знатока.
Л. махает трубочкой:
— В переносном смысле, господа, в переносном смысле! Представь, — Л. поворачивается к постукивающей его по спине липкой ложкой Лярве, — представь, что в некое издательство БТВ приносит Вася Пупкин рукопись, гениальную и заумную до полной редакторской нечитабельности. Затраханный авторами, руководством, маркетологами (страшные люди!), сообщившими, что две последние книжки, подготовленные им, редактором, нае… хм… не имели коммерческого успехи и ко второй недели продаж бесследно сгинули на нижних полках. Соответственно, если дело пойдет так и дальше, то следующим nayebnyetsya сам господин редактор. Редактор вяло листает рукопись, может быть, так же вяло (про себя) отмечает ее гениальную непубликабельность и предлагает автору написать что-нибудь этакое в стиле «Круглосуточной вахты» или «Королевства разбитых зеркал». Автор поначалу ohuyevayet, потом пытается отстоять свою долго лелеемую невинность, на что редактор намекает голосом опытного сводника, что пара-тройка «клиентов» и он, автор, возможно неприменно получит шанс опубликовать нечто свое — великое…
