Мы двинулись дальше и размеренно покрыли расстояние между Хаббанией и Эль-Фаллуях. Нам не встретился ни один пеший, лишь несколько машин проскочили мимо. Вскоре мы добрались до окраин небольшого поселения. Появились неизбежные в подобной ситуации собаки, чтобы разобраться с нами на свой собачий лад. Но годы плохого обращения сделали их куда менее агрессивными по сравнению с английскими догами. В ответ на мою примитивную ругань на арабском собаки поспешно ретировались, а мы без липших задержек миновали мост и беспрепятственно прошли через городок. После этого я ускорил шаг, намереваясь пройти до рассвета как можно больше — днем придется идти не спеша, чтобы избежать чрезмерного стороннего любопытства и излишних собственных усилий при дневной жаре.
По моим воспоминаниям, неподалеку за мостом у Эль-Фаллуях дорога заканчивалась, но, очевидно, прогресс неостановим, и в лучах восходящего солнца я увидел протянувшуюся далеко вперед трассу.
— Свернем на юг, — сказал я Делейни. — Так будет вернее.
Минут пятнадцать мы размеренно шли по пустыне, пока я не увидел проржавевшие останки старой машины, полузанесенные песком. Все, что можно снять, было снято, но кузов вполне годился для нашей цели.
— Остановимся здесь, — сказал я. — Когда солнце поднимется, это даст нам некоторую тень. Днем придется немного помучиться, но ничего, перебьемся.
Делейни присел на корточки и, выудив из-под пальто пачку сигарет, предложил одну мне.
— Не хочу, спасибо.
— И сколько ты думаешь проторчать здесь?
— Примерно часов до трех пополудни. Конечно, комфорту мало, но, по крайней мере, здесь безопасно и можно отдохнуть. Если с тюрьмой будет так непросто, как предполагается, нам потребуются все наши силы, чтобы добраться до Альтмана, не говоря уж о том, чтобы вытащить его оттуда.
Делейни неопределенно бормотнул, и мы расположились на дневку с тем минимумом удобств, какой возможен в подобных обстоятельствах. Я осмотрелся: блеклый пейзаж начинал мерцать в потоках нарастающей жары.
Я не загадывал наперед на время этого полувынужденного отдыха. Меня не тревожило, что нас могли увидеть — даже если так, у нас были неплохие шансы избежать осложнений. Что действительно вызывало беспокойство, так это перспектива бездеятельности. Она означала избыток времени думать и гадать о том, что нам предстояло. А это мне было вовсе ни к чему. Как и рой разных прочих мыслей, вертевшихся в голове. О том, например, что Поттер знаком с моей бывшей женой, что могло означать многое, и вряд ли приятное. Или о том, что Кристина знала незнакомца на пристани. Я посмотрел на Делейни и прикинул, не поговорить ли с ним об этом, но сразу же выбросил эту мысль из головы: во что бы я ни вляпался, помочь мне мог только я сам. И в критических обстоятельствах моим наихудшим врагом тоже был я сам.
