Я стоял вполне спокойно, правая рука полностью вытянута, и смотрел в круглую черную дыру на конце ствола кольта 45-го калибра. Начатый мною медленный счет дошел почти до сотни, прежде чем ствол револьвера начал колебаться — сначала слегка задрожав, затем заходив ходуном.
Рука упала к бедру, я наклонился вперед и уперся лбом в холодную гладь зеркала. Через некоторое время шум в ушах стих, и я решил, что мне не следовало бы в будущем оставаться после работы в «Империал Стандард». Я повернулся и положил револьвер из пластика и алюминия обратно в упаковочный ящик, добавив его к груде уже лежащих на полу ящиков, а затем медленно вернулся к зеркалу и критически посмотрел на себя.
Мой вид начинал соответствовать возрасту — на сорок два, что было некоторым улучшением. До недавнего времени мне давали лет на десять больше. Объяснить причины подобного улучшения было трудно — насколько я мог судить, их просто не было. Я был разорен, мой партнер Тони Миллер — тоже, мы задолжали за аренду магазина, а состояние лошадиных сил нашего трейлера было таково, что лучше об этом было и не думать.
Взглянув на часы, я удивился, где это в одиннадцатом часу утра черти носят Тони. Решил, что, по всей видимости, он все еще с одной из тех невероятных женщин, что почти каждую ночь ему каким-то образом удавалось затаскивать себе в постель. Чем мог быть столь привлекателен в их глазах ярко-рыжий субъект, веснушчатый, со слегка выпученными глазами и привычкой рыгать в конце почти каждой фразы, было вне моего понимания; впрочем, у меня были заботы посерьезнее, нежели выяснение причин сексуальной привлекательности Тони.
Тони Миллер был одним из весьма немногих моих прежних знакомцев, которых не беспокоило небольшое пятно на моей репутации, и он был единственным, кто предложил мне работу. Как оказалось, он нуждался в моем капитале, сколь бы жалостно мал он ни был; но это для меня не имело значения, я нуждался в работе больше. Или, вернее, в работах. Тони именовал себя Генеральным дилером — эвфемизм в большинстве случаев, и уж конечно в данном. Он покупал и продавал все что угодно, и хотя обычно не преступал закон, не позволял своему законопослушанию стать навязчивой идеей. В настоящее время мы продавали изготовленные в Испании и импортируемые нами имитационные модели оружия: пластиковые, деревянные или металлические копии револьверов, пик, мечей и множество прочих предметов, причиняющих увечья. При некотором везении они вполне могли бы стать заменой тех трех летящих уток, что являются основным элементом убранства веранд пригородных домов, и тогда мы бы сделали состояние — таков был замысел Тони. В настоящее время мы избавлялись от них, пропихивая в провинциальные универсальные магазины и тому подобные места, и особого успеха в этом не достигли. Это обескураживало меня, но не Тони. Он, впрочем, был невозмутим и тогда, когда нам не удалось продать ни одного из импортированных с Тайваня плетеных пластмассовых ковриков; или когда мы были вынуждены отправить на помойку. Бог знает сколь много тонн лягушачьих ножек, купленных по дешевке во Франции только для того, чтобы обнаружить, что они не были законсервированы и протухли до того, как мы нашли покупателя. Затем были подержанные автомобили, агентство по недвижимости и несколько других предприятий, которые мы безуспешно пытались осуществить за два года совместного сотрудничества. Не удивительно, что мы всегда терпели фиаско.