"Если отец Гавриил может, и я смогу", — твердил про себя будущий инок, стараясь побороть терзающий его страх.
— Всемогущий Боже, да предвосхищает вдохновение Твоё дела наши… — шептали губы послушника, прося у Неба смелости, — … дабы всякое наше дело в Тебе начиналось и в Тебе совершалось…
На то, что руки трясутся, а сердце замирает к груди, рясофор старался внимания не обращать, так же как и на назойливое жужжание, что многие годы числилось среди его персональных кошмаров.
"Братья делают, и он сдюжит", — такую установку дал себе Святослав, подходя к затерявшейся в посадках пасеке.
Он даже взял за правило читать перед сном Житие послушника Иакова из Оптинского патерика, чтобы побороть одолевающий его ужас перед укусом. Опираясь на подвиг шестнадцатилетнего подвижника, он собирался изжить зерна боязни, поселившейся в его бессмертной душе.
Юный послушник никому не рассказывал о своей фобии, предпочитая бороться с ней собственными силами — молитвою и увещеванием. Молитва помогала, но только если Святослав находился вдалеке от жалящего кошмара, что терзал его по ночам и наяву, стоило послушнику увидеть летающего "убийцу".
Именно так — летающий убийца — будучи отроком, Святослав именовал пчел, ос и всех их крылатых собратьев. Однажды, в подростковом возрасте, Свят попал в больницу с отеком Квинке, после жалящего поцелуя собирающего пыльцу насекомого. Это маленькое приключение, укоренилось в памяти будущего монаха, как столп веры, и даже годы не смогли исцелить его. Та злополучная дача, на территорию которой они с пацанами забрались в поисках съедобных яблок, стала для нынешнего рясофора Ахиллесовой пятой, не дающей покоя и требующей исцеления.
Сняв крышку улья, Святослав уже приготовился опустить в него руку за гнездовой рамкой, но отец Гавриил опередил его.
— Рано тебе, брат. Пока рано, — примиряюще сказал монах, закрывая своим телом послушника от ринувшегося в небо пчелиного роя. — Успеешь еще. Будет время. Отдашь долги Господу.
Свят подавил вздох облегчения, за что почти мгновенно укорил себя.
"Грешен" — таковой была мысль рясофора, наблюдающего за старцем.
* * *
Как только они с Зоей вышли из театра, Корягин полез за сотовым. Это чудо техники на протяжении последних пятнадцати минут не переставая вибрировало в кармане, вызывая в Викторе раздражение. В кои-то веки он решил провести вечер наедине с женой, а все равно покоя нет. "Впору хоть избавляйся от всех этих технологий", — думал Семеныч, вытаскивая из кармана телефон.
