Суд длился почти три года и Мари бросили в темницу. С тех пор Хуанер больше её не видел и даже не знал, жива ли она. Его за молодостью лет отпустили, но дом отца инквизиция отобрала в оплату судебных издержек, как и большую часть имущества. На память об отце у него остался один только кинжал. Ещё он знал, где отец, как человек умный и предусмотрительный, закопал в нескольких местах двенадцать, по числу учеников Первого Учителя, небольших горшочков с серебряными монетами. Всё бы ничего, у отца Хуанера было много верных и преданных друзей, но вот беда, на нём стояло несмываемое клеймо незаконнорожденного, а это почти колдун, и к тому же юноша, обученный грамоте отцом, пристрастился к поэзии, запрещённой в Теговии, и что хуже всего, сам начал сочинять стихи.
Высокий, сильный и ловкий, он не уставал напоминать всем, что его отец спас жизнь королю Иннокену III, но три года назад тот умер и на престол взошел король Кеньор VII и ему не на кого стало ссылаться. Впрочем, спасённый его отцом король палец о палец не ударил, чтобы защитить его мать от инквизиции, так что и ему помощи от него не было никакой. Правители люди неблагодарные. На работу его не брали, но купцы и лавочники часто приглашали его, когда им требовался человек знающий грамоту и счёт, вот только не все с ним за это расплачивались. Куда больше Хуанер зарабатывал тем, что по вечерам играл на инструменте, похожем на гитару, и пел старинные рыцарские баллады собственного сочинения.
Полторы недели назад, когда Хуанеру в порядке оплаты того, что он весь вечер драл глотку, веселя народ пением баллад, пустили на ночлег в каморку на конюшне, молодой поэт, которому так обрыдла жизнь изгоя, хоть бери и вешайся, услышал у себя в голове чей-то голос. Поначалу ему показалось, что это ангел сказал ему:
— Не отчаивайся, Хуанер, в твоей жизни ещё наступит время такого взлёта, что тебе будут завидовать короли. Прогони прочь дурные мысли и поговори со мной, парень, я желаю тебе только добра.
Да, чего-чего, а добра ему желали редко и куда чаще проклинали, называя в лучшем случае выродком и ублюдком, но гораздо чаще всё же похуже — дьвольским отродьем. Хуан с тоской ответил:
— Хотя это и грех, ангел, но я уже не верю в то, что в моей жизни настанут счастливые времена. Сдаётся мне, что по мою душу скоро придут ищейки святой инквизиции и сволокут меня в следственный замок, а там такие палачи, которые даже ангела заставят сознаться в сношениях с дьяволом. Но я им не дамся. Хотя ищейки инквизиции и носят под одеждой наарские кольчуги, хотя бы двум, трём я точно перережу глотки отцовским кинжалом, а потом убью себя сам.
