Пасха Красная | страница 82



Из дневника о. Василия:«Мир, похищая у Бога чин подателя земных благ, присваивает его горделиво себе и, наделяя нас ими как бы милостиво, присовокупляет и возлагает на нас заботу об их хранении и страх потери их.

Когда же дает Бог, то Он заботится о даре своем и потеря его не волнует сердец наших».

Когда мать о. Василия приехала в Оптину к гробу сына, она не плакала, но тихо спрашивала всех, заглядывая в глаза: «За что убили моего сыночка? Разве он обидел кого-то? Разве он мог обидеть кого?»

«Не за личные грехи ненавидят пастырей, — писал в 1925 году протоиерей Валентин (Свенцицкий), — а за тот дух Христов, который живет в Церкви». Время дало свои ответы на вопросы о причинах гонений. Но нет на земле ответа, способного унять боль матери, спрашивающей у гроба сына: «За что?»

Вернемся здесь снова в ту залитую кровью Оптину, где на Пасху умолкли колокола. Вот дневник тех дней, что вместили в себя убийство, отпевание и погребение. Это 18–20 апреля 1993 года.

Немые колокола

Пасху 1993 года мать о. Василия Анна Михайловна Рослякова встретила радостно — была в церкви, а потом разговлялась дома с ближними. Праздничный стол еще был накрыт, когда в дверь позвонили. Увидев стоящих в молчании у порога оптинских иеромонахов, мать все поняла и ничему не поверила. Это был ей первый посмертный дар от сына — явственное чувство, что сын живой.

Мать не отходила от гроба, а потом от могилки. «Анна Михайловна, пойдем чай пить», — уговаривали ее. Но, отойдя от могилки, она начинала тосковать и говорила: «Пойду к сыночку. С ним веселей». Так и провела она долгие дни и месяцы сперва у гроба, а потом у могилы сына, обретая лишь здесь покой.

— Анна Михайловна, веруешь ли, что о. Василий живой? — спросил ее отец наместник.

— А то как же? Живой.

— А в загробную жизнь веруешь?

— Нет.

— Как же так? Выходит, о. Василий живой, а загробной жизни нет?

— Да откуда мне, батюшка, знать про загробную жизнь? А что о. Василий живой, знаю.

Так начался ее путь к истинной вере, и мать все сидела у могилы сына, разговаривая с ним, как с живым.

Иконописец Павел Бусалаев вспоминает:«На Пасху 1993 года я был в Москве, а вечером, позвонили: „Отец Василий убит“. — „Слава Богу!“ — воскликнул я в потрясении и думая вот о чем: больше всего в жизни о. Василий хотел быть с Богом, и он дошел до Него, соединившись с Ним.

Мы познакомились с ним еще в Москве и обрадовались, встретившись в Оптиной. Отец Василий по послушанию расселял тогда паломников и заведовал раскладушечной. Я пожаловался ему, что из-за многолюдства в гостинице не могу работать. И он отвел мне укромный уголок в раскладушечной, сказав: „Вне уединения нет покаяния“. А по утрам он будил меня на полунощницу: „Вставайте, сэр. Вас ждут великие дела“.