–Бей, если не можешь сдержаться. Это будет достойным наказанием за глупости, которые я натворила – она горько усмехнулась – Дура, думала только о себе…
Смысл её слов дошёл до меня не сразу – слишком сильно хотелось напиться крови. Я прямо ощущал её на губах, горячую и сладкую. Но когда дошло, о чём она говорит, резко отступил назад, чтобы не сорваться и не ударить. Жажда крови немного ослабела, и я на всякий случай сделал ещё пару шагов назад. Стало совсем легко. Немного подрагивающей рукой убрал меч в ножны, постоял, окончательно приходя в себя.
–Тань, ты только за маньяка меня не держи, ладно? – голос был хриплым – Ляпнул неудачно, признаю. Но чтобы женщину бить – до такого я ещё не опустился.
Мы ещё немного постояли, стараясь не глядеть друг на друга, и молчком отправились в дорогу. Таня впереди, в нескольких шагах за ней я. Как только пытался приблизиться, жажда крови снова начинала бушевать во мне и туманить мысли, и приходилось увеличивать дистанцию между нами. Так и шли. Таня думала о своём, а я о своём.
Странно всё это. Убийство бандита меня почему-то не беспокоило. Но вот как это у меня получилось? Я раньше считал, что меч рубит всё подряд. Тем более, что он ещё и усилен магией. Но мой почему-то деревья рубить не желал, а вот человека – пожалуйста. Может это и имел в виду купец, когда отдавал мне его?
И с жаждой крови непонятно – с чего вдруг она появилась? Уж кем-кем, а извращенцем я никогда не был, и женщин использовал только по прямому назначению. Может так действуют какие-нибудь флюиды или феромоны, исходящие от Тани? Но тогда почему раньше такого не было, хотя мы всё время были рядом? Чувство близкой смерти стало толчком? Так вроде в таких случаях, или сразу после них, должно тянуть на секс. Но у меня было только одно желание – напиться крови. Опять же, вокруг зарубленного бандита её разлилось даже больше чем надо, но я, кроме брезгливости, ничего не испытывал. Странно всё это.
Вечером Таня быстренько перекусила, свернулась калачиком у костра и затихла. И всё это молчком. Я не стал приставать, чувствуя себя в чём-то виноватым. Прошёлся дозором вокруг стоянки, потом улёгся, вошёл в транс и оглядел окрестности ещё километров на пять вокруг. Убедившись в сравнительном одиночестве и безопасности, уселся, и, глядя на пламя костерка, стал перебирать события последних дней. Самое противное, но я по-прежнему не чувствовал ни усталости, ни сонливости. Только и остаётся, что думать. Оказывается, это может быть и наказанием! Ни выпить, ни закусить, ни по бабам сходить, ни поспать. Поговорить бы, но Таню сейчас лучше не трогать – она и так вся на нервах, и чуть живая от усталости.
