Иногда мне удавалось тайком просмотреть текст речи, пока стенографистки расшифровывали и перепечатывали свои записи. В таких случаях я иногда убеждал адъютанта Гитлера или одну из стенографисток обратить его внимание на некоторые спорные фразы. Когда готовилась его последняя речь по случаю Дня поминовения, он отказался встретиться со мной, как я ни умолял его через секретаря. Гитлер ответил мне презрительным отказом. Его стенографистка в конце концов сказала мне голосом дрожавшим от негодования: «Оставьте, это бесполезно. Вы же его знаете». Для Гитлера самый важный результат речи заключался в том, чтобы зажечь широкие массы слушателей простотой изложения. Он обращался к народу и считал, что аплодисменты масс служат ему оправданием как государственному деятелю. Опьянение словами значило для него больше, чем жизненно важные интересы нации.
Я упомянул речи Гитлера, потому что они в значительной степени проистекают из его личной жизни. Это не были спонтанные сочинения, как могло показаться, судя по тому, как бойко он их диктовал. Скорее всего, идеи созревали в его голове постепенно, подчиняясь особому ритму его повседневной жизни. Речь, продиктованная стенографистке за одну ночь, могла касаться тем, которые муссировались им днями и неделями со своим окружением. Часами, днем и ночью, Гитлер расхаживал по большим комнатам, которые так любил, почти всегда в окружении своих адъютантов, ординарцев, близких помощников или случайных посетителей, докторов, а нередко и обеденных гостей, партийных функционеров или членов правительства, которых он пригласил остаться. Перед этим довольно случайным обществом, которое Гитлер держал при себе скорее по привычке, нежели по выбору, и которое ему было нужно исключительно в качестве слушателей, он говорил безостановочно, никому не давая возможности хотя бы время от времени вставить замечание. Перед этой публикой в ходе таких сборищ, иногда затягивавшихся на многие часы и часто повторявшихся, он оттачивал фрагменты речей, которые позже произносил публично.
Разговоры Гитлера были монологами. Их характеризовали бесконечные отступления и повторения одних и тех же основополагающих идей. Даже самые поучительные патриотические высказывания теряют силу, когда произносятся по каждому подходящему или неподходящему, но удобному случаю. Для мыслящих людей из окружения Гитлера слушать из года в год одно и то же было весьма нелегко. Некоторые старались как можно чаще улизнуть, другие пытались обрывать Гитлера, но эти попытки редко бывали успешными. Гитлер был так поглощен собой, что не понимал, как раздражают других его самовлюбленные разговоры. За многие годы Гитлер изрядно помучил бесчисленное множество слушателей. Я видел, как многие гости приходили к фюреру с радостью, а уходили, можно сказать, полностью выдохшимися. Бесконечные совещания днем и ночью физически изматывали весь его аппарат. Новички, впервые попавшие в окружение Гитлера, сначала говорили, что завидуют тем, кому повезло общаться с ним так долго. Спустя годы или месяцы они появлялись все реже и реже и выражали соболезнования тем, кому приходилось жертвовать личной жизнью и проводить все свое время в гнетущей атмосфере, создаваемой Гитлером. Геринг, Гесс и несколько других высокопоставленных лиц оказались в выгодном положении: они могли позволить себе заходить к Гитлеру один раз в несколько недель. Тогда с ними обращались как с редкими и желанными гостями. Тех же, кто постоянно находился возле Гитлера, он едва замечал, однако ревниво следил за тем, чтобы в его распоряжении всегда была обширная толпа слушателей. Случайным посетителям, вовлеченным Гитлером в длительный философский или политический разговор, зачастую казалось, что он высоко ценит их мнение. На самом деле они всего лишь были статистами, необходимыми Гитлеру в качестве резонаторов, чтобы вдохновляться собственными идеями и испытывать эффект своих слов. Гитлер мог говорить без устали; разговоры были его стихией.
