Образ жизни | страница 23



И вот я снова в их кругу,
Где тосты до утра,
Где льётся сизый самогон
В стакан гранёный мой…
Как хорошо, что это сон,
Что я давно другой,
Что я ушёл от тех дверей,
Где часто слышал я:
«Ты парень свой, хоть и еврей,
А мы — твои друзья.»

Исповедь старого фонаря

Вот так оно и будет,
Как повелося встарь,
Покуда грешных нас земля вращает.
Кого интересует,
Как выглядит фонарь,
Который вам дорогу освещает?!
И стало так привычно
До утренней зари,
Что я последним светом изливаюсь.
Кого интересует,
Что у меня внутри,
Когда я им счастливо улыбаюсь?
Давно уже забыли
Меня мои друзья:
Одни с пути сошли, одни уснули.
Кого интересует,
Чем вылечился я,
Когда все на меня рукой махнули?
Но даже столб фонарный
Не выдержал, подгнил, —
Моя опора для такого дела.
Светил и без него бы,
Да не хватило сил:
Спираль в душе моей перегорела.
И так же, как явился
Я на исходе дня,
Вот так же и исчезну я негромко.
Никто и не заметит,
Что нет уже меня,
Поскольку им привычнее — в потёмках.

* * *

Было в жизни и легко, и туго.
Приходилось самым близким врать.
Никогда так не боялся друга
Верного навеки потерять.
Столько вместе радости и горя.
Да ужели это наяву?
Никогда так не любил я море,
Небо, и деревья, и траву.
Никогда так утро голубое
Не вдыхал до самого нутра.
Никогда так не был сам собою,
Как огонь вечернего костра.
…Сердце разрывается на части
Точно в марте снег на льду пруда.
Никогда я не был так несчастен,
Счастлив так я не был никогда.
Пляшут вместе ангелы и черти,
Отвлекают от привычных дел.
Никогда так не был близок к смерти,
Никогда так жизни не хотел.

* * *

Море близкое — в раме оконной.
На высоком своём рубеже,
Как, мой друг, поживаешь в окопе —
На сквозном, на восьмом этаже?
Ниже — все.
Выше — только Всевышний.
Между Ним и тобой — облака.
Шестикрылую звёздочку вышил
В синем небе апрельский закат.
Тыщи лет — этой Песне из песен,
И мотив её неповторим.
Как тоскливо, когда бы не Песах,
Беспросветно, когда б не Пурим.
Как прискорбно, когда б не апрели
И в пустынях, и в тёмных лесах.
Типографскою нонпарелью
Всё написано на небесах.
Что-то прожито.
Что-то прожито.
Но по-прежнему хочется — ввысь.
И свинцовою строчкой прошита
Наша светло-печальная жизнь.

Вахтанги

Вахтанги, мой знакомый, —
Он божий человек.
Он книг, священных кроме,
Не читывал вовек.
Неужто, в самом деле,
Как сам мне рассказал,
Он даже Руставели
Ни строчки не читал?
И Пушкина — ни разу
(С чего бы это вдруг!)
Георгий Саакадзе —
Пустой ненужный звук.
Стоит под небом синим —
Сам царь и господин.
Лишь только Бог единый,
Лишь только Он один!