Из темноты доносилось журчание воды. Будто из расщелины в камне вытекала миниатюрная река. Этот звук проникал сквозь затхлый воздух, переполняя Марко Шмидта страхом, который затаился у него на самом дне утробы.
Они оказались в овальном пространстве. Канн осветил на мгновение лампой разверстые гробы в стенах и фрески над ними.
– Катакомбы, где укрывались христиане… – пробормотал Шмидт.
– Точно, – согласился эсэсовец. – Они отмечены на карте.
– Их и в самом деле много…
– В те времена частенько умирали. Чума, голод, готы.
– Куда теперь?
– В один из этих четырех проходов.
Шмидт пытался рассмотреть входы, но смог увидеть только четыре черные дыры в стене, отстоявшие друг от друга на одинаковом удалении.
– Вы знаете в какой?
– Естественно.
Канн молча двинулся вперед, но на полпути остановился. Оглянулся и всмотрелся в темноту за своей спиной. После чего пошарил взглядом по сторонам.
– Что случилось? – спросил Шмидт, который уже начал потихоньку паниковать.
– Ничего.
– Вы что-то увидели?
– Нет, просто проявляю осторожность.
Шмидт закрыл глаза. Он начал считать про себя до двадцати, так, как еще в детстве его учил отец. Раз… Два… Три… Журчание воды становилось все громче. Четыре…
Пять… Шесть… То, что несколько раньше принял за обычное эхо, звучало теперь все громче и громче ТУП-ТУП-ТУП…
– Вы слышали? – подавленно прошептал он. К его удивлению, Канн на несколько мгновений задержался с ответом, ровно настолько, чтобы услышать легкий звон металла, ударяющего о металл. И только после этого ответил голосом, от которого у Шмидта кровь застыла в жилах:
– Да. Слышу…
Звук усиливался, теперь они могли определить направление, откуда он доносился, – слева, из мрачного коридора ТУП-ТУП-ТУП…
– Вы знаете, Шмидт, что это за звук? – спросил Канн.
– Нет.
– Его издает отряд солдат, бегущий легкой трусцой. Сандалии стучат по поверхности в едином ритме, оружие позвякивает, ударяясь о панцири.
– Шутить изволите?
– Я никогда не шучу, Шмидт. Идемте.
Канн резко взял с места, и полы его черного кожаного плаща напомнили Шмидту крылья летучей мыши.
Восемнадцать… Девятнадцать… Двадцать.
Не имея больше сил сдерживаться, Шмидт проклял себя за слабость духа и, прежде чем вступить вслед за Канном в избранный коридор, бросил взгляд влево. Там, у одного из входов в тоннели, прямо у стены, из которой била тонкая струйка воды, он увидел высокого мужчину в странном одеянии. Он удивленно смотрел на него в течение нескольких бесконечно долгих секунд и со страхом понял, что это никакой не римский легионер, не готский воин и не турецкий пехотинец, а христианский витязь в легком панцире, поверх которого была наброшена алая туника с вышитым знаком дракона…
