– Его глаза… Будто он чем-то болен. Как-то так…
– Как? – нервозно прервал жену Крсман.
Данка в ответ на это мягко рассмеялась и продолжила:
– Они как-то странно светятся.
И опять выдержала короткую паузу:
– В темноте.
Замерев, муж несколько секунд смотрел на нее, после чего едва слышно произнес:
– Ерунда какая-то…
– Может быть, – она слегка возвысила голос. Сделав вид, что разговор на эту тему его более не интересует, Крсман взял в руки нож с вилкой и продолжил трапезу. В комнате воцарилась предательская тишина: не слышно было ни позвякивания посуды, ни жужжания мух, ни голосов во дворе – совсем ничего… Он хорошо знал, что за этим последует нечто неприятное, неожиданное.
– Как дела у Драгутина?
Крсман дернулся. Он поглядел на белую накрахмаленную скатерть и на вазу со свежесрезанными цветами в центре орехового журнального столика. Потом медленно поднял голову:
– У Драгутина?
– Да, у Драгутина Стевановича, твоего старого партнера. Я слышала, он долго не протянет.
Крсман с огромным трудом проглотил кусок жареного мяса, застрявший у него в горле, после чего взял со стола салфетку и вытер ею сухие губы.
– Да, он сильно болен.
– Раз уж мы заговорили о болезнях… – Голос Данки похолодел еще сильнее. – Что-то происходит с твоей племянницей.
– С Милицей? Не говори глупостей.
– Этот… ребенок… как и наш незваный гость, я бы сказала, ведет себя… странно.
– Быть странным и быть больным – вещи разные, Данка. Кроме того, ты сама прекрасно знаешь, что ей довелось пережить. Конечно, это была серьезная психическая травма.
– Травма? Хотела бы я знать, как это согласуется с твоей купеческой логикой!
– Что ты хочешь этим сказать, женщина? Давай не стесняйся!
Данка глубоко вздохнула, желая этим подчеркнуть свою фальшивую озабоченность:
– Вчера я застала ее за игрой с мертвым голубем, – в полголоса произнесла она, как будто выражала соболезнование. – По правде говоря…
– Что?! – воскликнул Крсман.
Данка обиженно склонила голову и абсолютно спокойным голосом завершила свою мысль:
– …меня бы не очень удивило, если бы оказалось, что это она свернула ему голову.
Крсман хотел что-то возразить, но вовремя остановился. Он смотрел на жену так беспомощно, как прогоревший лавочник смотрит на распродажу своего имущества на аукционе. Неизвестно почему, но он тут же вспомнил слова учителя латинского языка: «Жена будет смотреть тебе прямо в глаза, сообщая, что она изменила тебе с твоим родным братом. А ты в ответ обругаешь ее, плюнешь, ударишь по лицу, может быть, убьешь… Словом, сделаешь все, что угодно, только бы не встречаться с ней взглядом».
