Но одним боевым духом и отважными кличами не пробить городских стен – не пришел еще, видать, последний час для Казани. Михаил лелеял в глубине души надежду, что жители города, зная, что правитель их еще в пеленках лежит и под себя лужи делает, не станут сражаться и сдадутся на милость победителя. Но не тут-то было! Деревянная крепость, сотрясаемая ударами стенобитных орудий, дрожала, как лист, но стояла крепко. Битва длилась целый день, и много людей было убито и с той, и с другой стороны, но крепость оставалась стоять, словно врастала в землю, политая кровью враждующих народов.
Было приказано отступить, а с утра продолжить осаду.
Михаилу не спалось в царском шатре – было сыро, дышалось с трудом.
– Отчего не спишь? – услышал он голос Иоанна Васильевича. Тот приподнялся на локте, напряженно смотрел в темноту.
– Сыро… – с тоской сказал Михайла, и сам не знал, отчего печаль навалилась. Уже светало, бледная, зимняя заря занималась на востоке.
– Выди-ка, посмотри, как там и что… – попросил государь, вставая. – И я всю ночь глаз не сомкнул.
Михаил вышел. Ветер переменился, дул теперь с юга – мокрый, тяжелый. Воздух был пронизан сыростью и затруднял дыхание.
– Оттепель, государь, – доложил Михаил, воротясь в шатер.
– Плохи наши дела, – вздохнул Иоанн.
– Отчего? – удивился Михаил. – Потеплело, легче будет воинам.
– Как бы не так – легче! Порох-то отсыреет, дороги испортятся!
Как сказал государь, так и стало – пошли сильные дожди, вскрылся лед на реках. Невозможно стало подвозить продовольствие, и войско стало опасаться голода. Пришлось поворачивать назад.
Государь не потерял надежды на будущие свершения и возвращался в Москву с веселым лицом. Не таков был Михаил – он-то знал, понимал не умом даже, а темным чутьем – не простят на Руси такой промашки, всякая неудача кажется народу русскому виною…
Много позже он, тоскуя, размышлял – почему же не подсказала ему душа истинной причины такой тоски, почему волновали его только неудачи государя? Верно, потому, что и помыслить не мог он о такой беде…
А она, беда, не приходит одна. Первым делом не домой попал Михаил, а в Кремль – проводить государя до его покоев. Уже подъезжая, поняли – не все ладно. И до отъезда их не видно было особой радости – все же не на прогулку уезжали, на кровавую рать. Но все равно – мрачно было в Кремле, только шебутились в темных коридорах старушки-приживалки, шептались сдавленными голосами. Бояре, вышедшие встречать государя, были мрачны, глаза опускали долу, словно боялись или стыдились чего-то…
