И через дымчатый полог искристо-ледяной стрелою
Ворвется в осени чертог бродяга Севера! — И взвоет
Все поднебесье, и земля поклонится лихому ветру —
Взметнутся в танце октября огнем пылающие ветви!
…Альдан смотрел на этот вальс, и по немому повеленью
Его прозрачно-серых глаз листва по кругу полетела —
Вкруг Петры лентой золотой кружились листья, опадая,
И в вышине, над головой, они вились, как птичья стая…
Они шептали ей… неслись слова по парковой аллее —
А листья поднимались ввысь — прощались? Плакали? Жалели?...
Но вот Альдан, осенний альв, волшебник, мир ей показавший, —
Не чувствует листвы печаль, что кружится в последнем вальсе?
Альдан, тревогу уловив во взгляде Петры, улыбнулся,
И листья взвились в этот миг, сливаясь с ветром в поцелуе —
Они не тосковали, нет! Сияли радостно, как искры!
А ветер Петре дал ответ на сотканные грустью мысли:
«Что может осень дать природе! Кружится, золотом горя,
В последнем ярком хороводе листва, в преддверье ноября —
За этим танцем предзабвенным не смерть… Но новая заря!
Она вернется с юным ветром, лишь сгинет полог февраля.
Но это будут уж не листья — сверкая в предтуманном сне,
Прольются водопадом чистым в искристо-лунном серебре…
Тех, кто ушел, жалеть не надо — они, последуя судьбе,
Прольются над цветущим садом, в ночной воскреснув тишине —
Открыт им будет мир подлунный, недосягаемая даль!
Так не жалей! Твои пусть думы оставит ложная печаль…»
Все стихло… Золото-багрян, нарядом роскоши одетый,
Осенний парк безмолвно ждал велений северного ветра…
Но вот послышались шаги — и женщина, вздохнув устало,
Остановилась у рябин, любуясь платьем рыже-алым.
Стареющая красота ее лица необъяснимо
Внушила Петре смутный страх, в воспоминаниях хранимый…
Она узнала взгляд сестры! Но было в нем так много боли,
Отчаянной, немой тоски, в бессильном слившихся укоре…
Судьбе? Любви? Осенних стай она не слышала прощанье —
Лишь шепот-вздох один: «Михай…» —
И пальцы в соке горько-алом…
И вновь шаги, среди листвы кудряшки черные мелькали —
Девчушка лет восьми-десьти бежала по аллее — к маме.
И Литии печальный взгляд вдруг озарился дивным светом,
Она, навстречу сделав шаг, отозвалась ей нежно: «Петра!»
Они обнялись, листопад на мать и дочь просыпал злато,
Но старый, поредевший парк, глядел вослед им виновато —
В другой аллее, вдалеке, где ветерок кружил устало,
Гоняя тени на песке, гуляла трепетная пара…
Прекрасна девушка... и май в очах агатовых бушует —
Любуясь и смеясь… Михай волну кудрей ее целует…
