— Э, она не из тех, кто поверит.
— Пове-ерила. Да знаешь ли ты, говорю, что Лешка теперь каждую минуту жизнью рискует. Наговорил ей чего-то про термоядерные реакции, силовые поля... Слушай, кстати, а что такое силовые поля?
— Темнота!
— И пусть,— невозмутимо кивает Серега.— Не всем быть академиками, вроде Борьки.— И внезапно предлагает:— Так как, братцы: скинемся, нет?
— Да скинуться не хитро,— подает голос еще один обитатель барака. Он читает, лежа на спине и удобно пристроив книгу на согнутых коленях. Переворачивает страницу.— Как бригадир скажет?..
Серега круто поворачивается к моему утреннему собеседнику: тот уж поднялся, раскладывает на столе пасьянс из каких-то бумаг. Рассеянно повторяет, думая о своем:
— Как бригадир скажет. Как скажет бри-га-дир.
Серега бросает на него быстрый, весело-удивленный взгляд.
— Мой бригадир, что я слышу? Или уже отставку дали?
— Иди ты, — необидчиво машет Лукин.— Ты бы еще Федосью, сторожиху, приплел.
— Ладно, а между нами, мужиками, как оно в самом деле?
— Отстань, говорю. Я на этот счет — человек твердых правил, ты же знаешь.
— Куда тверже,— с готовностью поддакивает Сергей.— Людка, учетчица, хоть сейчас подтвердит.
И заразительно смеется. Почему это я раньше не обращал внимания, что он удивительным образом меняется, когда смеется. Жестковатое лицо делается вроде бы добрее, глаза утопают в морщинах, но не в стариковских, напоминающих о возрасте, а в каких-то особых, веселых и беззаботных.
Лукин шутливо замахивается на него — и тоже не выдерживает, смеется; верхний зуб спереди у него по-детски щербатый.
— А что — Людка? — настораживается Алексей. — Там же, по-моему, есть кому окружать ее вниманием? Этот дылда-бульдозерист из шестого барака?
— Какой там бульдозерист,— не унимается Серега.— Наш Лукин, как-никак,— начальство. Ты когда-нибудь понаблюдай, как он с нею наряды оформляет...
— Серега! Дам по шее,— предупреждает бригадир.
— А это уже превышение власти,— все еще смеется парень, и бригадир сокрушенно разводит руками: вот и возьми его!
Я с интересом понаблюдаю за Лукиным. Любопытный это, судя по всему, человеческий тип. На первое впечатление ни за что не определишь, кто он: бухгалтер? Врач? Разнорабочий? Все одинаково подходит. И все — не по нему. На нем старенькая ковбойка, она вылиняла от частых стирок, а все равно: будто только что из прачечной. Борта такого же старенького пиджака, распятого на спинке стула, жестяно остры. На одном из них какой-то большой значок, на другом — орденская планка: воевал человек, в тылах не отсиживался. Щеки выбриты до синевы,— когда успел? Короткие, легонько тронутые сединой усы тщательно ухожены. Аккуратный, видать, мужчина,— ничего не скажешь; такие и в делах, и в речах, и в поведении — во всем одинаковы.
