Она согласилась, и мы поднялись на площадку третьего этажа. Здесь горела грязная тусклая лампочка, на давно небеленной стене красовалась выцарапанная надпись "Колька и Ванька - лохи". Она остановилась перед своей дверью, повернулась ко мне. В глазах ее была какая-то неловкость.
- Ну, я пойду. Меня мама ждет. И младший брат. Ему тринадцать лет. Она посмотрела на меня с таким видом, будто извинялась за то, что не может пригласить меня к себе.
- А поедемте ко мне! - неожиданно для себя бухнул я и похолодел. - У меня решительно никого нет. Я вас прекраснейшим вином угощу.
Она взглянула на меня, и в ее глазах я прочел: "Вы можете думать обо мне все, что угодно, но разве одного ужина в ресторане достаточно, чтобы улечься к вам в постель?" Мы очень долго смотрели друг на друга, и я старался, чтобы она не увидела в моих глазах ничего, кроме сожаления и извинений. Потом она повернулась и ушла.
Эпизод шестой. Террорист.
Через неделю мы встретились как ни в чем ни бывало. Она посмотрела на меня благожелательно и вежливо улыбнулась, я улыбнулся в ответ. Красивая девчонка, - подумал я равнодушно, выполняя формальности. Но... Не интересная. Она думает, я стану ухаживать за ней, домогаться ее благосклонности? И не подумаю! Она красивая, но холодная как статуя. У кого возникнет желание ухаживать за изваянием? Впрочем, очень даже может и возникнуть, допускаю. Но - не у меня. Она не интересна мне.
Обменявшись дежурными фразами, мы расстались. Я прошел в комнату для сеанса, а она опустила голову к бумагам.
Я вошел и растворился в воздухе. Я не видел ни рук, ни ног, ни туловища. Вот как? Невидимка? И хорошо! Помнится, в детстве я мечтал быть невидимкой. Я хотел подшучивать над товарищами, над учителями, и, стыдно сказать, незаметно воровать сладости из магазина. Теперь же мне ничего воровать не хотелось. Я огляделся. Убогая комнатенка. Топчан в углу, покрытый цветастыми тряпками, облупленный стол с отставшим пластиком, мутное зеркало над избитой чугунной раковиной с одиноким краном, из которого мерно капала вода, скрипучий табурет, вешалка с убогой одежонкой бедняка, облезлая деревянная тумбочка. Я сел на табурет и вздохнул. Между прочим, табурет не заскрипел, как я ожидал по его виду. В комнате было оконце с подъемной рамой. Я выглянул в него, увидел двор, завешенный сохнущим бельем, услышал пронзительный женский голос, распекавший какого-то пацана.
Не понимаю. Кто я? Невидимка. Но почему? Не для того же, чтобы воровать конфеты!
