В Смоленск приехали ночью. Ни в один немецкий госпиталь не хотели принимать советского генерала. Лишь под утро его привезли в госпиталь для раненых советских военнопленных на юго-восточной окраине города. Госпиталь размещался в здании бывшего медицинского техникума.
Генерал услышал русскую речь и облегченно вздохнул — он опять среди своих, пусть узников, таких же, как он, мучеников, но своих.
Когда Лукина понесли в палату, он попросил у санитаров воды: после жестокой дороги нестерпимо мучила жажда.
— У нас нет воды, товарищ генерал, — ответил санитар. — Водопровод в Смоленске не работает. Но мы сейчас растопим снега.
Всюду: в коридорах, на лестничных площадках — лежали вповалку наши раненые бойцы. Ни кроватей, ни нар. Отовсюду слышались стоны, крики о помощи.
В палате, куда внесли генерала, были кровати и даже что-то похожее на постели. Лукина уложили на кровать. Санитары принесли генералу талого снега. Он утолил жажду и огляделся. В палате лежало человек десять раненых командиров старшего и высшего командного состава. Вдруг один из них приподнялся в постели и тихо проговорил:
— Михаил Федорович…
Лукин всмотрелся в почерневшее, изможденное лицо и узнал генерала Прохорова.
— Иван Павлович? Вот где довелось встретиться. А я рвался через магистраль к Семлево. Надеялся с вашей двадцатой выходить из окружения.
— Нет двадцатой, — вздохнул Прохоров. — Некоторые части вырвались, но большинство…
— А Ершаков?
— Не знаю. Мы пытались прорваться южнее Вязьмы в направлении Быково. В районе Батищево с горсткой бойцов и командиров я попал в засаду. Мы заняли круговую оборону. Осколками мины меня ранило в обе ноги. Мы отстреливались до конца. Меня фашисты хотели взять живым и подступали все ближе. В обойме оставался последний патрон. Для себя. И я использовал его… Да не рассчитал, пуля прошла в сантиметре от сердца. Так сказал врач, — вздохнув, закончил Прохоров.
— А у меня и пистолета не оказалось, — проговорил Лукин. — Выходит, не суждено нам было погибнуть в бою вместе с товарищами.
— А бой еще не окончен, Михаил Федорович.
Лукин обернулся на голос и увидел в углу на койке полковника Волкова.
— И вам не удалось вырваться из Семлевского леса?
— Ничего, товарищ командующий, мы еще повоюем. Только бы выжить, а там посмотрим, чья возьмет.
Выжить в этом «госпитале» было не просто. От ран, холода и голода ежедневно умирало по 300–400 военнопленных.
В ноябре уже ударили морозы, но здание не отапливалось. Для раненых немцы не выделяли никаких продуктов, кроме маленького кусочка непропеченного хлеба пополам с мякиной. Правда, иногда комендант разрешал легкораненым под охраной ездить по ближайшим селам и деревням за продуктами. Колхозники сами голодали, но отдавали для раненых что могли, в основном немолотое зерно: мельницы не работали. Зерно распаривали и ели. От такой пищи многие, особенно раненные в живот, умирали.
