Как только мы станем грустными шаманами, мы уже не будем ничего друг другу желать. А сейчас просто закопайте свою память. Всего лишь закопайте ее.
========================================================================== Andrew Basharimov 2:5020/69.35 29 Jun 01 15:47:00
Гаррота.
Суицид - дурная привычка. Вкупе же с инцестом - вдвойне дурная. И хорошо, что у нее имела место лишь первая. Она пронеслась как мотылек. Как мотылек на уголек. Как уголек, да на завалинку. Естеством кудрява, телом едрена, идеологически строга, во сне землиста. Вот она - Гаррота. С аксельбантами на груди и гренадерами в отрочестве. Барракудой она барражировала баррикады вчерашнего дня. Дня, дна - того, что еще не настало. Смиренно проходя, она выговаривала удобоваривым богоугодным старцам, что суть преходяща, а истина - в вине, ибо "gutta cavat lapidem". *) Hа что старцы резонно и глубокомысленно молчали по причине убогости слуха. А она оборачивалась гневным альбатросом, рвала коленкор, напрочь разбивала коленки и Гамаюном восставала из пепла грез. И снова садилась за катрены, путаясь в аллегориях, диферамбах и рефренах. Hо сей порыв скоро иссякал, подобно источнику животворящему, - скупому до единственной капли Вечного Бытия. И пассионарность душевной кинематики снова брала Золотого Тельца за рога изобилия, - Гаррота ставила кливер и украдкой каталась по ковру клевера. И еще ждала.
Ждала даль, дол, лоно, ладонь. Иногда она выходила на берег и долго-долго вглядывалась в синеву Соляриса, что явил ей Посейдон. Hо в глазах застывал лишь свет потухших солнц и соль земли. Смешные гомункулы, веселясь и кривляясь, все бегали вокруг нее, словно бы не замечая теней у очей ее. А по небу спокойно плыли бекасы, Пегас и облака. И идиллия длилась целую вечность. В тишине и покое; с тенями вокруг глаз. Лишь Зевс иногда, зевая, посылал пеленги и пеликанов; но одни оставались без ответа, а другие служили обедом истукану-Атланту и атлетам-спартанцам. А еще через миг явился паяц. И имя ему было - Флюгер. А фамилия - Феб (или Фет - в метрике неразборчиво, однако не исключено, что и ее - метрики - также в известной степени не было). Паяц владел приемами игры на музыкальных инструментах, коим еще не придумали названия, но, впрочем, делал это весьма неохотно. Он был умен и жалок, - с длинными пальцами тонких рук. "Hастоящий интеллектуал!"- восхищенно подумали гомункулы и бекасы. Пегас имел на сей счет свое, особое мнение, а все остальные Флюгера просто не заметили. Паяц вдыхал чистый воздух, наполнял хранилище маны, - и мириады пылинок засоряли его девственно-чистые легкие. Он искал. Искал ласку, киску, резус-плюс, сосок. Он лучезарно улыбался и притопывал, звеня бубенцами; он группировался и кувыркался, исчезал и появлялся, организовывал органику и снова искал, щупая взглядом хрусталь небесной сферы неподвижных звезд. И не находил никаких знамений. Ровным счетом ничего не предвещало окончания его изысканных изысков. Он помедлил сто лет, а потом двинулся дальше - прочь от этого места, лишенного всякой надежды на знаменательность, равно как и на ласки, киски, резус-плюс, и, что немаловажно, хотя бы на один сосок. А Гаррота все стояла и смотрела в синеву Соляриса. Она так и не узрела Флюгера, ибо страдала дальнозоркостью.
