— Не там, на Украине, — поправил Бестужев.
— А в Петербурге как раз Бестужев с братьями войско вывел, — показал Чурин на него.
— Так вы — Бестужев?! — оторопел Никифор. — Припоминаю, и вашу фамилию называли. Вот че деется-то! Опять судьба свела!
— Кольцо сомкнулось — с Сухинова началось, на мне кончится. Но об этом после, дальше сказывай.
— Да вот… Этого Сухинова пешком в Сибирь пригнали. В кандалах больше года шел. Ноги до костей избил, а пришел сюда и говорит: царь нарочно их сразу не порешил, чтобы в пути да в Сибири сгноить. И надумал Сухинов по Амуру вниз убечь, но выдал их один. После расстрела нам водки, денег дали. И запил я — грех свой залить хотел. Службу нести плохо стал — сквозь строй прогнали. Лежу в лазарете, кое-как выжил и вспомнил мыслю сухиновскую — Амуром убечь. Подбил пятерых солдат да стоко же каторжных. Айдате, говорю, вниз, авось бог поможет. Сели мы в лодки и поплыли. Провизии, конешное дело, едва до Стрелки хватило. Прибили там чью-то корову и дальше, но мясо быстро протухло — жара стояла. Увидели тунгусское стойбище, пугнули их — они от нас. Да что брать-то у них — рыбы вяленой и сушеного мяса чуток. А дальше… вспоминать тошно…
Выпив рюмку, Никифор продолжил рассказ.
— Дальше, известное дело, ввадишься — не отвадишься. И пошли грабежом жить. Но до поры не убивали, нет. Прошли Зею, Бурею, Сунгари. Дошли до Биры, а дело к осени, как щас вот. Пора, думаем, на зиму став повиться. Вырыли землянки, корьем накрыли, землей закидали. Охотиться не умели, рыбалить тоже. Тут-то и пошли грехи пострашнее. То стойбище тунгусское разорим, то купца с товарами изловим, а концы, ко нешное дело, в воду. Мужикам, известно, баба нужна. Стали мы на их охотиться. Лет семнадцать назад увели трех тунгусок, ну и… этот Семейка появился, — кивнул он на паренька. — Живем этак, стареем, звереем, а дружбы промеж нас никакой: из-за баб дрались, из-за добычи после грабежа. Троих сами зарезали, двое погибли в набеге, одного тигр задрал, трое народилось, да токо Семейка и выжил…
— Сколько же вас сейчас?
— Опять же десять. Приплыли пятеро с Аргуни и Шилки.
— Не вы ли убили Лабрюньера?
— А кто его знает. Когда это было?
— Десять лет назад исчез вместе с проводником-тунгусом.
— Десять годов, с тунгусом? Нет, чужой грех брать не буду, своих хватает. В последние годы трудно стало, купчишки по одному не ходят, да вооруженные. А как ваши сплавы пошли, совсем худо стало. Ден двадцать назад плоты, баржи прошли…
