— Так вам и скажи! — видя, что расправы не будет, Никифор осмелел. — Эвон народу сколько, а я тут исповедуйся.
— Не нравится здесь, идем ко мне.
— Михаил Александрович — укоризненно произнес Павел.
— Не бойся! Я им слова генерал-губернатора передам: явитесь с повинной — все грехи долой.
— Ну уж! Грехов-то наших не счесть. — Ладно, пошли! — встал Бестужев.
— А вдруг сбежим?
— И бог с вами! Я вас и так отпущу. Зачем вы мне тут? Работники, правда, нужны, но ты же не согласишься. Да и надо, чтоб ты слова Муравьева другим передал. — Спустившись с баржи, Бестужев пошел впереди, за ним — трое пришельцев, а сзади Павел. Охранников, которые хотели сопроводить их, Бестужев не взял.
— Ну, барин! — громко сказал Нпкпфор. — А вдруг дружки мои тебя да конвойного на мушке доржат?
— И пусть держат, — спокойно ответил он. — Порох-то небось отсырел. А сзади не конвойный, а помощник мой.
Сказав так, Бестужев все же почувствовал себя не очень уютно, но виду не подал и даже предупредил о колоде, лежащей на пути. И пока они шли, он несколько раз слышал птичий посвист, но это были явно не птицы, а дружки Никифора, дававшие знать о себе. Поднявшись на свою баржу, он ввел гостей в каюту, разбудил Чурина, попросил его растопить печку.
— А вы раздевайтесь, одежду посушите, промокли ведь.
Более всего озадачивало Никифора спокойствие Бестужева. За долгие годы разбоя он испытал всякое — и отчаянный отпор, и смертельный страх жертвы. Но видя самое простое, почти дружеское обхождение, Никифор не знал, как быть дальше.
— Может, выпьем для сугрева? — спросил Бестужев. Гости в недоумении переглянулись. — Павел, подай-ка чам.
Тот, ворча что-то, достал штоф, рюмки, закуску.
— Давненько не пивали нашу, расейскую, — сказал Никифор, — только шанси, будь она неладна.
— А когда пил нашу, поди, и забыл? — спросил Бестужев.
— Нет, это точно помню — в двадцать девятом в Зерентуе.
— Погоди, а не знал ли ты Сухинова?
— Как не знать? Из-за него все и началось! Я дружков его расстреливал, — видя, как изменился в лице Бестужев, Никифор начал оправдываться, что, мол, не по своей воле, солдатом был — приказали. Но Бестужев попросил подробно рассказать все, как было.
— Этак вот, как сейчас помню, стоят пятеро. Один-то, шестой, уж мертвый был, его сразу в яму столкнули. Так вот, привязывали по одному к столбу. Пальнут по команде, но ружья, сами знаете, какие… Упадет приговоренный, кровью истекает. Офицер велит штыками добивать, чтоб не мучились. Наклонился я над одним, он лежит, стонет, молодой такой. Глаз от меня не отводит, прямо на меня смотрит. — Никифор крутнул головой. — До гроба не забуду. Сколь раз уж спилось! И ткнул штыком… Грех-то какой!.. А потом пересуды среди солдат, кто этот Сухинов да за что его с дружками к смерти приговорили. Узнал, что он против царя в Петербурге вышел…
