Мой знакомый призрак | страница 25
– Ладно, Феликс, беги, – махнула рукой Карла. – Ключи у Пола.
Пол – меланхоличный темнокожий медбрат, такой высокий и широкоплечий, что один сошел бы за двух игроков в американский футбол. Первым он никогда не заговаривает, а отвечает всегда коротко и по существу. Увидев, как я направляюсь к нему, медбрат только и спросил: «Дитко?» Я кивнул, и он повел меня по коридору.
В конце главного фойе есть поворот налево и немного вверх, обозначающий переход из переоборудованных коттеджей в новое, специально построенное крыло. Там и обстановка другая, я имею в виду на паранормальном уровне. Старые камни излучают рассеянное эмоциональное поле, подобное отблескам мертвого костра, а цементные блоки холодны и пусты.
Возможно, поэтому я и содрогнулся, когда мы остановились у двери Рафи.
Нагнувшись, Пол взглянул в смотровое оконце, неодобрительно зацокал языком, потом вставил ключ в замочную скважину и повернул. Дверь открылась.
В перерывах между посещениями я успеваю забыть, насколько маленькая и пустая у Рафи палата. Наверное, забыть проще, чем помнить. Она представляет собой куб стороной в три метра. Мебели нет, потому что даже привинченную к полу кровать Рафи может вырвать и использовать в своих целях, а в больнице еще есть люди, знающие, что случилось в последний раз. Теперь они живут и работают под девизом «Береженого бог бережет». Потолок и стены покрыты обычной белой штукатуркой, но под ней вместо гипсовой плиты никому не видимая амальгама из стали и серебра в соотношении десять к одному. Не спрашивайте, сколько это стоило, вот она, главная причина моей бедности. А на полу металл ничем не покрыт и тускло сияет в просветах между затертостями от бесчисленных подошв.
Рафи сидел в углу в позе лотоса. Длинные гладкие волосы свешивались налицо и полностью его скрывали. Однако, услышав звук моих шагов, Рафи раздвинул темную завесу и ухмыльнулся. Кто-то вытащил ему одну руку из смирительной рубашки и дал колоду карт, которые были разложены на полу в виде кругового пасьянса «Часы». Карты с пластиковым покрытием и острыми краями. По-моему, идею дать их Рафи иначе, чем дурацкой, не назовешь. Надо сказать Карле, чтобы от моего имени треснула Уэбба по затылку: чем он, черт подери, занимается?!
– Феликс! – прорычал Рафи. Голос производил звуки гортанные, напоминающие замедленную стрельбу из дробовика. – Какая честь! Вот так счастье привалило, мать твою! Давай, давай, заходи, не стесняйся!