ПАВЕЛ. Полоцк! Конечно, теперь я вспоминаю.
ТЕТЯ. В довершение ко всему она хочет, мне вышить что-нибудь на память от нее. Она вышивает бисером. Просит выслать материал, из которого я собираюсь шить платье. Она, конечно, не представляет себе, какой я стала. (Смеется.) Я — в платье, вышитом бисером! Но я не могу отказать ей, и вот я подумала… Только ты не возражай сразу! Может быть, тебе какую-нибудь выходную рубашку вышить бисером, одноцветным? Допустим, ворот? А?
Ну ты подумай. Сразу это кажется неприемлемым, но если ты представить себе однотонный бисер, матовый… Ну ты подумай, подумай.
ПАВЕЛ (задумчиво). Тетя, посмотри на меня внимательно и скажи, есть во мне что-то, ну хоть что-нибудь такое, что могло бы привлечь… Нет, хотя бы пробудить симпатию ко мне?
ТЕТЯ (смеется). Я понимаю, Павлуша, ты намекаешь на то, что бисер тебе противопоказан… Но, в конце концов, это не так важно. Самое главное, Павлуша, что, когда я прочитала ее письмо, я почувствовала боль и одновременно радость. Я приняла правильное решение…
ПАВЕЛ (решительно). Тетя, я говорил тебе, что сегодня необыкновенный день. Бывают такие дни, когда ты и людей, и явления воспринимаешь как бы под другим углом зрения. Понимаешь? И себя тоже.
ТЕТЯ. Ты абсолютно верно все понял. Я посмотрела на свою жизнь глазами другого человека, и я все решила. Как бы ты ни возражал, Павлинька, я сделаю по-своему. Все трудности, связанные с этим, я беру на себя. Соня переедет к нам. Мы обменяем ее комнату на одну комнату, а потом две и одну на три комнаты. А пока будет производиться обмен, она переедет к нам, мы будем жить с ней в одной комнате.
ПАВЕЛ (ошеломлен). Как?
ТЕТЯ. Вот так. Вот так, Павлуша. Она одинока. Она несчастный человек. В конце концов, и мы должны что-то сделать для нее, искупить свое невнимание.
ПАВЕЛ (испуганно). Нет, подожди, нельзя же так сразу это решать. Я ведь еще… Ты не знаешь…
ТЕТЯ. Нет, я все знаю. Я знаю, что на это трудно решиться, но я ей уже написала.
ПАВЕЛ (встает). Написала?
ТЕТЯ. Да, написала.
ПАВЕЛ. А как же я?
ТЕТЯ (встает). Подожди, Павлик. До сих пор мне казалось, что мы отлично понимаем друг друга. Неужели мой рассказ не дошел до твоего сердца? Ты ничего не понял?
ПАВЕЛ. Я все понял, но ты же не выслушала меня. Как ты могла написать?.. И ты уже отослала письмо?
ТЕТЯ (голос ее дрожит). Отослала. Ты ничего не понял, Павлуша. Я тебе рассказала о смерти Зузенко, о смерти старого человека, а он был не так одинок, как Соня. У него погиб сын, развелась дочь и работы было много — вот и все, но сердце из-за постоянных бед и неприятностей — оно фрустируется, раскалывается. Сначала дает трещинку, как чашка, а потом раскалывается пополам, и человек умирает от постоянной фрустации Зузенко умер. Умерла мама. Пусть поздно, но должна же я подумать о Соне.
