— Она живет с больной бабушкой.
— У меня создалось впечатление, что она — сирота.
— Это, на самом деле, не бабушка мадемуазель Дааэ, это пожилая вдова, которая ее приютила, у нее комнаты на улице Гаспар. Кажется, ее называют Матушка Валериус.
— Благодарю вас, — я направился к двери, но замешкался.
— Да?
— Просто из любопытства. Что происходит с директорами, отслужившими свое в таком месте, как Парижская Опера?
Они коротко переглянулись.
— Сэр, — произнес Дебьенн, поднимаясь в полный рост. — вы имеете честь беседовать с новыми директорами Оперы Табор Лидвилла, Колорадо.
— Простите, месье, что отнял у вас бесценное время.
Как вы помните, Уотсон, в деле Ужаса Дартмура, которое вы были так любезны описать и опубликовать под заглавием Собака Баскервиллей, я объяснял вам, что знал с самого начала, что мы имеем дело не с призрачной собакой. С того момента, как в Нортамберленд-отеле у сэра Генри Баскервилля был украден совершенно реальный ботинок, у меня не оставалось ни малейших сомнений. Никакой призрачной собаке не нужен земной запах, чтобы выслеживать добычу.
И никакому Призраку не нужны двадцать тысяч франков в месяц.
Теперь я считал, что Призрак и убийца Бюке был один и тот же человек, скорее всего, работавший в Опере и хорошо знавший ее сложное нутро. Он испытывал страстное влечение к мадемуазель Дааэ, представлявшее смертельную опасность для любых соперников, ищущих ее расположения. А значит, представлялось благоразумным, пока дело не зашло слишком далеко, побеседовать с молодой женщиной, благополучие которой было вверено моим заботам. Следовало выяснить, что знала она сама о своем незримом поклоннике, в надежде, что это знание позволит мне выследить его, прежде чем он натворит новых бед.
Комнаты Матушки Валериус на рю Гаспар были обставлены просто, но чисты. В доме имелась горничная, но на мой стук ответила сама интересующая меня особа. Она была одета в прелестный темно-синий пеньюар с белыми кружевами на запястьях и у горла. Вблизи Кристин Дааэ была еще симпатичнее, чем мне казалось, когда я видел ее со своего кресла в партере во время Пророка. Светлые волосы роскошного оттенка обрамляли двумя косами лицо в форме сердечка с чистым лбом и широко расставленными серыми глазами, полными живости восемнадцатилетнего существа. Нос у нее был небольшой, но прямой, подбородок был крепеньким как раз настолько, чтобы не казаться излишне упрямым, кожа отличалась юношеским блеском, втрое бледнее, чем свежие, как розовый бутончик, губы. Полагаю, Уотсон, в прежние дни это создание непременно вызвало бы ваш интерес. Я знал, что она не испытывает недостатка в поклонниках, и, глядя на нее, прекрасно понимал, до каких крайностей могла довести их ее красота.
