— Сразу после экзаменов. — Он был совершенно спокоен. — Поступать в Духовную семинарию, в Загорск. Я так решил. Это мой выбор…
— Нет… — Машка не могла поверить услышанному, не хотела верить. Но она поняла, что это было правдой, страшной для нее и окончательной — для них обоих…
В гостиной снова бухнули часы: Машка не успела заметить, как прошло полчаса, но понимала, что уже не тридцать минут и не сто и не еще больше минут и часов стоят между ними — вечность, вечность своей безжалостной правдой вторгалась в ее дом, забирая у нее будущее, те его драгоценные посевы, что не успели еще даже прорасти, тем более, взойти, но уже успели стать за эти пять лет самыми родными и близкими…
— Не пущу… — Она подняла на него глаза. — Не пущу ни в какую семинарию! — Резким движением Машка стащила через голову блузку и, коснувшись рукой застежки, быстро сбросила на пол лифчик. На мгновение она замерла, испугавшись того, что натворила. Коля стоял молча и смотрел на ее неразвитую еще грудь, не в силах отвести глаз. Машка сделала шаг к нему навстречу, обвила руками шею и прижалась губами к его губам. Он дернулся было в сторону, но тут же замер, подавленный ее напором…
В эту же секунду распахнулась дверь комнаты. На пороге стоял отец, щека его мелко подрагивала и слегка тряслась правая рука:
— Пошел вон! — кивнул он в Колькину сторону.
Его продолжало мелко трясти, как будто бил температурный озноб:
— Моя дочь — шлюха!
Машка продолжала стоять, не разрывая рук вокруг Колькиной шеи. В глазах ее не было испуга, впрочем, как и покорности, скорее, удивление…
— Ты подслушивал, папа? — Теперь уже она намеренно не размыкала рук, невольно делая Кольку заложником дикой ситуации.
Дмитрий Георгиевич, наконец, взял себя в руки, щека дернулась в последний раз и замерла. Он открыто кивнул на Кольку и, покачав головой, с плохо прикрытой горечью в голосе произнес:
— И с кем… С этим… Как же ты не видишь… Это же…
Затем он круто развернулся, вышел из комнаты дочери и захлопнул за собой дверь. Вслед за дверным хлопком бухнули часы в гостиной, обозначая еще больший разрыв в и так уже надорванной вечности…
… — Вечность… Перед лицом ее так ничтожны все наши трудности и горести. Будем снисходительнее, любовнее друг к другу — всем нам так нужна взаимная помощь и любовь… — Отец Николай на секунду умолк, обвел присутствующих ясным взором и спросил сам себя:
— Как не простудиться на морозе? Как не охладеть в мире? — Он выдержал скорбную паузу и ответил: — Быть внутренне согретым… Обложить сердце теплотой благодати Духа Святого… — Он перекрестился в последний раз и негромко сказал: — Дорогие родные и близкие! Те из вас, кто не едет на кладбище, можете попрощаться с усопшей. Отпевание окончено…
