Я с наслаждением рассматривала его в огромном зеркале. Себя я вообще не замечала, словно была человеком-невидимкой. На Стиве были дорогие черные туфли, идеальные брюки, свежайшая сорочка с короткими рукавами. Он был похож скорее на молодого президента крупной компании, чем на молодого ученого. Не говоря уж о заурядном альфонсе. Хотя мне всё это было абсолютно безразлично. Вернее, казалось мне одинаково прелестным, возбуждающим, романтичным.
— Мне тоже хочется подарить тебе что-нибудь на память… — задумчиво сказал Стива. Когда мы вышли из магазина, он задержался у какого-то киоска с сувенирами и мягкими игрушками. — Ага! Вот, то, что нужно! — И протянул мне пушистую игрушку — милого серого волчонка.
Я поцеловала зверька, прижала к груди и расхохоталась, как дурочка.
— Он похож на тебя! — воскликнула я. — Это ты!
— Нет, — серьезно возразил он, — это ты… Кстати, ты сегодня выглядишь куда лучше, чем в прошлый раз, когда казалось тебя уже впору в гроб класть. Такая ты была холодная, безжизненная. А сейчас ты — мягкая, пушистая…
«Он же еще ничего не знает о Степной Волчице!» — спохватилась про себя я.
— Послушай, Стива! Не так давно со мной произошел один очень забавный случай, — взволнованно начала я. — Какая-то рыжая, кривоногая баба на станции сунула мне одну популярную брошюрку, написанную как будто специально для меня. Только не думай, что я что-то сочиняю. Самая что ни на есть мистическая история. В книжечке точь в точь описана я.
— Что за брошюрка? — поинтересовался он.
— Ты не поверишь. Она называется «Онтология Степной Волчицы».
— Чего в жизни не бывает, — рассеянно хмыкнул он. — Одним мистическим случаем больше, одним меньше… Стало быть, тебе понравилось, что в ней женщину сравнивают со Степной Волчицей?
— Это не сравнение. И в брошюрке описана не какая-нибудь абстрактная женщина. Эта женщина — я… По крайней мере, — запнулась я, — так мне в тот момент показалось…
Он задумчиво потер щеку (такой милый жест!) и искоса посмотрел на меня — как будто хотел удостовериться, чего во мне сейчас больше — волчьего или женского. Словно для него сейчас это было необычайно важно — понять, с кем он имеет дело.
Я протяжно вздохнула. Что происходит?! Разве мне самой не хотелось верить, что с некоторых пор волчица сломлена, загнана в непроходимо глухие подвалы души? Более того, может быть, ее вообще никогда не существовало!
— Учитывая достижения современной психологии, психоанализа, — спокойно заметил Стива, — историю о волчице можно понимать лишь в качестве поэтической метафоры.
