Нас пригласили в кают-компанию, где уже собрались офицеры «Харвестера». Когда мы вошли, они над чем-то громко смеялись. Оказывается, самым смешным им показалось то, что наша подлодка практически не пострадала от их снарядов, и они вволю поиздевались над «метким» артиллеристом. Когда в кают-компанию вошел командир эсминца, воцарилась тишина. Наверное, от нас ожидали каких-то речей. Но что говорить? Благодарить их за то, что они подобрали нас? Поздравить их с успехом? Йениш предпочел промолчать. Я тоже не нашелся, что сказать. Командир положил конец неловкой паузе, великодушно пригласив нас отобедать с британскими офицерами.
Если ему удалось выжить в этой войне, я бы хотел поблагодарить его, пусть и несколько запоздало, за оказанное им гостеприимство.
Я так подробно описываю первый этап моего плена только оттого, что в течение семи лет плена эти мгновения вновь и вновь всплывали в моей памяти, неопровержимо свидетельствуя о том, что между немецким и британским народами не существовало врожденной неприязни. Война со всеми ее жертвами, разрушениями и кровопролитием была сущей глупостью. Мы, моряки, старались быть гуманными и человечными, насколько это было в наших силах, и не наша вина, что с течением времени все это было забыто.
Обед удался на славу. Британские офицеры обращались с нами так, будто мы были их гостями, лишь один нахальный юнец не в силах был сдержать свое любопытство и засыпал нас вопросами.
– Если он покажется вам чересчур назойливым, дайте ему команду «смирно», – добродушно сказал командир эсминца.
За столом завязалась оживленная беседа. Самым разговорчивым оказался лейтенант Р.Х. Ходжкинсон. Его имя запечатлелось в моей памяти потому, что на мне был его костюм.
Во время обеда у меня было достаточно времени осмотреться. Бросилось в глаза, что офицерская кают-компания здесь была куда более скромной, чем на германском корабле такого же класса. Простота и практичность – вот как я могу описать это помещение. Ни на минуту не возникало сомнения в том, что находишься на военном корабле. Единственное, что здесь напоминало британцам о доме, – камин. Он был, конечно, электрическим, но с имитацией дров и языков пламени, и распространял приятное тепло.
После обеда судовой врач, казначей, старший механик и офицеры придвинули к камину кресла и пригласили меня присоединиться к ним.
– Вы, конечно, не нацист? – спросил врач.
Я ответил ему, что мы все – нацисты. Врач ничего не сказал, но заметно смутился. Действительно ли мы все были нацистами? Позднее в британских лагерях для военнопленных моряков с немецких подлодок часто называли довольно нелицеприятно – «морскими эсэсовцами», что было явной несправедливостью. Мы служили адмиралу Дёницу. Так вышло, что Дёниц служил Гитлеру. Следовательно, и мы все служили Гитлеру. Но если бы в один прекрасный день Дёниц сказал нам: «Этот Гитлер – преступник. Настало время избавиться от него», мы бы пошли за Дёницем, потому что именно он, а не Гитлер был нашим командиром.
