Как бы то ни было, я никогда не гастролировал в балагане и потому нечего о нем много распространяться. Однако театр, в который я поступил и который во всех отношениях был больше похож на балаган, чем на настоящий театр, мне совсем не понравился. Мы останавливались в самых маленьких городках и давали представления в залах или больших комнатах, нанятых для этой цели на несколько дней. Специальных зданий для театра нигде не было, и потому, приезжая в какой-нибудь город, мы мечтали заполучить думскую залу, но так как мечты оставались одними мечтами и думской залы нам не давали, то удовлетворялись большими комнатами или даже деревянными сараями. Все декорации сцены и бутафорские принадлежности мы возили с собою, во всем же остальном полагались на умение местных плотников. Освещение состояло из одного ряда свечей, приклеенных вдоль рампы, а взятый напрокат рояль заменял оркестр. В одном городе мы не могли достать рояля и потому воспользовались любезным предложением хозяина залы и взяли гармонию.
До сих пор я почти не знаком с членами этой труппы, потому что все это такие люди, с которыми никому не желаю иметь какие-либо сношения. Следующие два короткие отрывка из писем достаточно характеризуют эту труппу:
«Дорогой Джим! Я погнался за материей и схватил призрак (я не столько горжусь оригинальностью этого сравнения, сколько меткостью, с которой она характеризует мое настоящее положение). При первой же возможности я брошу эту труппу и приду попытать счастья в Лондон. Мое сильное желание играть роли молодых премьеров тотчас же исчезло с того момента, как я увидел нашу премьершу, как всегда бывает, жену нашего антрепренера. Ты себе представить не можешь, какая это жирная и противная женщина; всегда с грязными руками и ногтями, невыносимо потеющая в течение всего спектакля. Она в три раза толще меня, и если бы публика, перед которой мы играем, обладала хоть малейшей тенью юмора, то наша любовная сцена сделалась бы мишенью всевозможнейших острот и шуток. Вот бы потешилась над нами наша лондонская галерка. Мои руки, когда я обнимаю эту толстуху, достигают только до половины ее спины, а когда мы обнимаемся, то меня совершенно не видно публике, так как она заслоняет меня своей тушей. В одной сцене она падает в обморок и мне надо уносить ее за кулисы. Слава богу, что эту пьесу не часто ставят.
Но как тебе это нравится? Она заявляет, что я играю недостаточно страстно и что, при таких условиях, у меня никогда не будет хорошо выходить роль
