«…Работаю теперь не так много, во всяком случае не столько, сколько было вначале. Каждый день ставили новую пьесу. Я забрал пьесы всего репертуара, назначенного на неделю, и вызубрил свои роли. Особенно тяжело приходится в бенефисы, когда дают современные пьесы. У меня порядочное платье, и потому все роли «галантных молодых людей» режиссер взваливает на меня. Но больше всего меня бесит нежелание актеров учить свои роли; все они передают роль своими словами и только сбивают меня. На второй день после моего поступления в эту труппу мне дали длиннейшую роль, которую я должен был играть на следующий день. Я просидел всю ночь и вызубрил ее отлично. Прихожу утром на репетицию и встречаю нашего комика, с которым у меня по пьесе самая длинная сцена.
— Ну, как вы справились со своею ролью? — спрашивает он меня.
— Ничего, — отвечаю, — реплики знаю хорошо.
— О, забудьте свои реплики; от меня, по крайней мере, вы не услышите ни одной правильной реплики. Советую вам следить за смыслом, а не за репликами.
Я следил за смыслом, но, хоть убей меня, не мог найти ни малейшего смысла в его словах. Не было никакого сомнения, что он говорил своими словами. До сих пор не понимаю, как я мог с ним играть. Правда, он помогал мне все время и делал указания, когда я окончательно становился в тупик и не знал, что говорить дальше; например, он шептал мне: «Пропустите, что сказал отец», или «Говорите, что сказала Сада», — но все-таки это мало облегчало игру.
— Пожалуйста, купи на толкучке подержанную пару трико, вели хорошенько вымыть и пришли мне ее. Мне надо надеть ее под низ. В следующий понедельник мне придется играть в черном трико, а я хочу, чтобы у меня были потолще ноги; ты знаешь, что я не особенно толст.
Я приобрел незаменимую пару сапог (всего за них заплачено пятнадцать шиллингов). Вытянутые во всю длину, они доходят до пояса и представляют пару настоящих американских ботфорт; их можно покрывать до половины мехом, пришивать золотые шнуры и кисточки, собирать в гармошку, отворачивать верхи и придавать им какой угодно вид и форму, начиная от простых охотничьих сапог и кончая сапогами Чарльза или Кромвеля. Но с ними надо быть крайне осторожным и все время следить за ними, потому что на сцене они очень часто по собственному желанию меняют форму; таким образом, очень часто один сапог изображает ногу разбойника на большой дороге, а другой — ногу благородного рыцаря. Вообще, на костюмы у нас нельзя пожаловаться; наш театр имеет очень порядочный гардероб.
