Донья Миранда, постукивая тросточкой, приближалась к ним. Уиллоу тут же умолкла, а потом опасливо предупредила:
— Идет твоя бабушка! Больше ни слова!
Анжела немедленно поднялась и уступила место бабушке. Уиллоу все так же расслабленно лежала в кресле, и донья Миранда с явным неодобрением взглянула на нее, садясь в кресло внучки и с облегчением вздыхая, хотя ее темные глаза сверкали подозрительно ярко.
— Спасибо, дитя мое, — сказала она. — Теперь мне тяжело ходить, даже опираясь на трость. Боюсь, это все мой ревматизм. — Потом ее взгляд снова переместился на почетную гостью ее будущего внука. — Надеюсь, вам здесь нравится, сеньора Раддок? — осведомилась она. — Сегодня утром я видела из окна, как вы купались в море. Но по сравнению с моей внучкой плаваете вы плохо. Вы входите в воду почти раздетая, но и то немногое, что остается на вас, видимо, вам мешает.
Уиллоу печально взглянула на Анжелу и горестно улыбнулась, пожав плечами. Этот жест говорил: она прекрасно понимает, что донья Миранда не одобряет ее и сегодня собирается высказать все начистоту.
Анжела едва обратила на это внимание. Она размышляла над тем, что услышала от Уиллоу, и хотя нельзя было сказать, что она потрясена, но у нее появилось много пищи для раздумий.
Ее стало еще больше, когда общество на двух машинах поехало на обед к родственнику дона Фелипе, резиденция которого находилась поодаль на морском берегу. Хотя Фелипе и посадил Анжелу на почетное место рядом с собой, слова, сказанные им, когда они отправились в путь, будто забрали в себя все тепло горячего испанского солнца.
— Пока мы здесь, я должен попросить тебя не купаться одной по утрам; собственно, я предпочел бы, чтобы ты вообще не купалась.
— Но я же не ношу бикини, — невыразительно заметила она, глядя через ветровое стекло на белую дорогу.
— Дело не в этом!
— Миссис Раддок носит бикини, и вы с ней купаетесь. Почему бы и мне не купаться, если я не ношу бикини и мой купальник абсолютно пристоен?
— Потому что я этого хочу, а когда я ясно выражаю свои желания, то ожидаю, что к ним отнесутся с должным уважением, — как бритвой отрезал Фелипе, и у нее пропало всякое желание продолжать этот разговор — или любой другой, если уж на то пошло.
