…о глазах больших и тревожных,
О крае моем, где только зима, зима…
О воде, что как радость земную можно
Синими кусками набить в карман…
И зазвучат дальним звоном проникновенные строки печали накануне Второй Мировой:
Но отняв свои руки и губы,
Ты уходишь, ты вечно в пути,
А ведь сердце не может на убыль,
Как полночная встреча идти!
Словно сон, что случайно спугнули,
Ты уходишь как в сон в тишину\
Чужедальних, мелькающих улиц,
За страною меняешь страну..
И последня строчка этого довольно длинного стихотворенья:
Ты — мой хлеб в этот голод страстей.
Не пустые словеса дежурных военно-газетных стихов останутся в памяти, а его гусарские стихи о Первой Мировой:
Последний, длинный луч заката
Я помню до сих пор,
Мы бились, как во времена Мюрата,
Рубя в упор…
И еще слова о том, что
…Люди легли, как к саням собаки,
В плотно захлёстнутые гужи.
Если ты любишь землю во мраке
Больше чем звёзды — встань и скажи.
Но Тихонов не встал. Тихонов промолчал….
А ведь мы все помним, у Галича: «Промолчи, попадёшь в палачи».
5. ПЕВЕЦ ЗВЕЗДЫ И СВАСТИКИ (Владимир Луговской)
Среди множества поэтов и непоэтов, начавших писать в двадцатых годах ХХ века Владимир Луговской безусловно одна из самых ярких фигур.
Но если проследить его поэтический путь, сразу видно, как шаг за шагом талант мельчает. А слова становятся все громче. Стоит сравнить строки 1926 года со строками пятидесятых годов! Вот стихотворение "Ушкуйники":
Та ночь началась нетерпеньем тягучим,
Тяжелым хрипением снега,
И месяц летал на клубящихся тучах,
И льды колотила Онега
И словно напившись прадедовской браги.
Накинувши ночь на плечи,
Сходились лесов вековые ватаги
На злое весеннее вече…
Это — 1926 год. А вот строки из книги "Середина века" — 1957 год:
Трагически прекрасно было время,
Гигантских строек, подвигов, трудов,
Подвижничества, юного геройства…
Такой скуки и серости хватает в любой районной газетке.
Но ведь под этими длинными и мертвыми стихами стоит имя того же самого В. Луговского!
А эту "Середину века" студенты Литинститута с умным видом изучали и в приказном порядке признавали даже классикой! А критики, хваля взахлеб эти писания, снисходительно вспоминали раннего Луговского, который, по их словам, еще чего-то не понимал, чего-то не хотел, а главное — «увлекался усложнением стиха и экспериментами в области формы», что тогда вполне
приравнивалось к антисоветскому поведению.
Это все писалось совершенно всерьез, и даже "Песня о ветре" — поэма вполне советская, поэма о гражданской войне, написанная с самых «красных» позиций, упоминалась как-то вскользь, — а все
