На выходе его опять обыскали охранники.
Бензиновый воздух центра Москвы ему показался древнеиудейским благовонием. Но насладиться им Петя не успел. Его дернули за рюкзак.
-Петр Сергеевич! Вы так хорошо пишете! Поделитесь секретами мастерства? - юноша бледный со взором горящим через очки восторженно смотрел на живого классика. Потом машинально протянул Пете объемистую рукопись.
-Это мой пятый роман о судьбе хамитов на территории древнего Хаммурапи. Я бы очень хотел узнать ваше мнение. Понимаете, мне очень важно, чтобы вы высказали свое мнение по поводу сто шестьдесят восьмой страницы... Вот... Минутку... Я вас не надолго... Послушайте вот этот отрывок... Ага! Вот! "Жрец Имуннохотеп воткнул жезл в тело непокорного раба и повернул его три раза". Как вы думаете, насколько это психологично?
-Эмн... - растерялся Кактусов и задал опрометчивый вопрос: - А как звали раба?
-О! - ответил начинающий писатель и достал еще одну стопку бумаги. - Этому у меня посвящен второй том эпопеи. Дело в том, что этот раб пасынок фараона Туттама, основателя династии Дзынь, что в Среднем Китае, поэтому его и зовут Дзынь-Там-Дзынь-Тут. Это чтобы никто не догадался...
-Извините, милейший! - больно схватил Кактусова за локоть Чернобородов. - нас ждут великие дела!
-Кстати, а вы-то кто? - спросил Кактусов, когда они отошли. - Я вас в редакции ни разу не видел!
-Вот! В том-то и дело! Я к вашему издательству не имею никакого отношения! - заговорщическим шепотом сказал Чернобородов. - Я тут мимо проходил. Увидел и взял функции, так сказать, тамады на себя! Мне очень интересно, что вы скажете по поводу моей, так сказать литературы. Как вы смотрите на вариант попадания ГКЧП в март пятьдесят третьего года? Берия там, Пуго и прочие Маленковы? А?
-Ёптыть, - только и смог ответить Кактусов.
-Сейчас я вам зачитаю особо избранные места... Тут, буквально за углом. Есть один прелестный пивбар...
На утро Кактусову было стыдно и скучно. Стыдно перед поэтессой и скучно перед собой.
Стыд Петя сублимировал в новый рассказ. А скуку в приборку. Особенно его веселило снимать с люстры чужую кошкину щерсть, персикового цвета, застеклять окно и залечивать царапины на спине Лаврентия.
Больше писателей пьют только коты. Если находят валерианку. После чего, разница между писателем и котом стирается.
Впрочем, разница между писателем и читателем тоже не велика.
Одни плачут, когда пишут. Другие плачут, когда читают.
