«Где? Где, душа моя? Скажи мне, далеко ли это отсюда?»
«Идем, сам увидишь».
«Я просто не знаю уже, на что буду способен, если кишки мои будет сводить от голода!»
Но, пройдя немного вперед, опять начал ныть:
«Арфия, не дай умереть с голоду!»
«Скоро уже придем», — говорю ему.
«Пощади меня, не ругай», — просит.
Потом добавляет опять:
«Поесть бы — вот что главное, Арфия».
Слим хотел узнать, изменится ли жизнь, и я ему отвечала: «Все меняется, Слим, все, что хочет жить!» А теперь вот я сама спрашиваю себя: «А такие, как Бабанаг, когда-нибудь изменятся?» Он мне частенько говорил, этот ублюдок: «Что я такое? Ничто! И в этом — мое превосходство!» А однажды знаешь что он мне сказал: «Я ведь могу тебя заложить, Арфия. Шпионить за тобой. Остерегайся! Расскажу вот о тебе всем. Властям могу рассказать, кто ты такая. Как ты оставила подыхать там этого типа!» Мы тогда заболтались с ним до поздней ночи, устроившись на ночлег на одной из улиц, где жили французы.
«Ты же не знаешь, откуда он вернулся, бедняга, а плетешь неведомо что, головастик несчастный».
Он приподнялся с земли. Оперся на локоть.
«Ошибаешься, я еще не сумасшедший! — отвечает мне. — И не дурак! Вряд ли ты встречала когда-нибудь такого страшного человека, как я! Лучше знай, каков я! У тебя будут на этот счет доказательства в ближайшее время!»
«Я и не говорила, что ты сумасшедший. Я сказала, что ты плетешь бог весть что. Откуда ты такой взялся?!»
«А ниоткуда!»
Он оглядывает себя и повторяет:
«Ниоткуда! Меня родила вот такая же ночь, как сегодня! И в этом мое превосходство! Наш отец — это кто-то, от кого случайно забеременела моя мать».
Он снова улегся, поплотнее укутавшись в свои лохмотья. И снова заговорил:
«Я никогда не видел своего отца. Того, кого зовут отцом. Мы были просто детьми своей матери, и все».
Он схватил меня за руку. Я хотела стряхнуть его, как клопа какого-нибудь, чтобы он отвязался от меня, но поняла, что он хочет мне сказать что-то на ухо. Сдержалась тогда, захотела узнать, что он еще придумал. Он вытянул шею и шепчет мне:
«И у тебя ведь тоже нет отца, разве не так? В тот день, когда француз пришел в эту страну, больше ни у кого из нас не было настоящего отца. Его место было занято французом, он стал нашим настоящим хозяином. А отцы наши сделались лишь производителями. Насильниками наших матерей, простыми их оплодотворителями. И с тех пор наша страна превратилась в страну безродных детей».
«Сам ты бродяга безродный!»
