— Я не думаю.
— Но что-то тебя, похоже, беспокоит? Можешь мне рассказать. За мысли уже не наказывают.
— У меня никаких жалоб нет.
Они меня боятся. Одна из заключенных отказалась спать рядом со мной, на соседних нарах, и когда ее заставили, — плакала, как девчонка, которую выпороли. Сколько ни выговаривала ей старшая надзирательница — ничего не помогало. В конце концов та присела рядом с заключенной и начала увещевать:
— Нечего тебе бояться. Катерина не причинит тебе зла. Убийцы убивают только один раз, а потом они — тихие и спокойные. Уж я-то знаю. Ведь здесь сидело немало убийц.
Как ни странно, эти слова ее успокоим. Она принесла свои пожитки и заняла соседние нары.
— Как тебя зовут? — спросила я.
Услышав мой вопрос, она вся сжалась, подалась назад и ответила:
— Меня зовут София.
— Почему ты боишься?
— Я не боюсь. Я просто так дрожу…
«Нечего тебе бояться», — хотелось мне сказать ей, но я точно знала, что от слов моих она задрожит еще сильнее.
— Я не могу справиться с этой дрожью… Это от меня не зависит…
— Нельзя бояться людей, — зачем-то сказала я.
— Я уже не боюсь. Но унять дрожь не могу. Что же мне делать?
Лицо у нее — изнуренное, все в морщинах. Ясно, что всю свою жизнь она прожила в страхе. Сначала боялась отца с матерью, потом — мужа, и от этого неизбывного страха попыталась мужа убить. Теперь она сидит здесь и боится своих товарок-заключенных. Старшая надзирательница бьет ее безжалостно, однако так, чтобы не изувечить. Она мучает Софию и издевается над ней не за ее преступления, а за ее смертельный страх:
— Нельзя бояться людей. Понимаешь?
— Я уже не боюсь…
— Не говори мне, что не боишься. Ты вся — комок страха.
— Я не знаю, что мне делать, — признается София.
— Ты должна сказать себе: «Есть Бог на небе. Он — Царь царей, ему ведомы все тайны, и только Его я боюсь. А все остальное — обман и заблуждение». Ты меня понимаешь?
Поведение Софии — исключение. Заключенные обычно принимают удары молча, сидят в карцере без криков и слез. Но бывают дни, когда старшая надзирательница безумствует, наводя на всех ужас, — тогда крики и вопли летят до самых небес.
По прошествии нескольких лет оказалась здесь женщина, которую, как и меня, звали Катериной. Была она моложе меня и родом из моей деревни. Мне она очень обрадовалась. Подробно рассказала о тяжбах по поводу земельных наделов, обо всех живых и о тех, кто умер. Оказывется, совершенное мною убийство произвело в нашей деревне сильное впечатление. Как бывало всегда после какого-либо потрясающего события, деревня разделилась надвое: были такие, что нашли мне оправдание — дескать, во всем виноваты евреи, у которых я так долго работала; другие винили лишь меня и мою природную распущенность. Сама Катерина приговорена к пожизненному тюремному заключению за то что изувечила своего мужа: она была в коровнике, когда он ворвался туда и начал избивать ее вилами, Катерина вырвала их у него и этими же вилами покалечила его.
