Зима навалилась внезапно и со всей силой. Опустели нетопленные корчмы, и хозяева их были этим раздражены. Биньямин плакал, а я была беспомощна. На всех просторах отныне властвовали зимние ветры. Я стояла у обледеневшего окна и в полном отчаянии переминалась с ноги на ногу.
Я готова была заплатить любую цену, лишь бы согреть комнату, но хозяин дрожал над каждым поленом и твердил лишь одно:
— Надо быть бережливыми. Кто знает, какие холода еще придут в эту зиму…
Еще несколько дней назад на дорогах было полно народу, во все концы катились повозки, телеги, брички. Теперь их и след простыл — только ветры да снег.
Один из возниц уже было решился взять меня на станцию, да раздумал.
— Я готова рискнуть, — сказала я.
— Матери, у которой на руках ребенок, рисковать нельзя, — возразил он.
Он боялся, и у опасений его были все основания: бури разбушевались так, что срывали крыши с хат.
В конце концов выбора у меня не осталось, и я пригрозила хозяину, что, если он не даст мне дров, то я позову жандарма. Угроза подействовала, и он тут же позволил мне взять дрова в сарае.
— Мы думали, что ты помягче будешь, — сказал мне хозяин.
— Почему?
— У тебя такой приятный идиш.
— И поэтому мне погибать от холода?
— Понимаю, — произнес хозяин, не вступая в объяснения.
Зима, свалившаяся на меня и запершая нас в этой замызганной корчме, пробудила дремавшее во мне звериное умение выживать. Я заговорила так, как говорят в селе, отбросив всякую вежливость. Пусть знают люди, что мир этот не отдан им на поругание. И Биньямину непозволительно быть мягким. Слабый еврей возбуждает темные инстинкты.
— Ты должен быть сильным, — бесконечно повторяю я Биньямину. Он смеется, и смех его подобен звону стеклянных колокольчиков. — Если ты будешь сильным, то и мама твоя будет сильной.
Биньямин, и вправду, день ото дня становился все крепче. Ручонки его молотили по мне с нарастающей силой, а если он сердился, то, бывало, царапался. Царапины досаждали мне, но я радовалась проявлению его гнева. Стоило ему поцарапать меня, как он тут же уползал под стол, прятался там и смеялся.
Я приучаю Биньямина стоять, что требует от него немало усилий. Но он справляется с этим и стоит довольно крепко. Я не сомневаюсь, что вырастет он мускулистым и стройным парнем. С каждым днем он усваивает все больше слов и способен воспроизвести все больше различных звуков. Чтобы рассмешить его, я шепчу ему какое-нибудь слово на языке русинов. Он заливается смехом, будто я сказала ему нечто весьма забавное.
